Шрифт:
Закладка:
Живот неприятно потянуло, он будто окаменел. Пытаясь расслабить, я ласково погладила его.
— Тише, — прошептала малышу. — Тс-с-с… Всё в порядке. Мы со всем справимся.
Но это была ложь.
Ничего не в порядке. И больше нет «нас». Есть только я и мои дети. А ещё жестокий обманщик, который воспользовался моей слабостью и ударил так больно, как никто.
Раздавил моё сердце.
Уничтожил веру в лучшее.
В людей.
В счастье.
Боль усилилась, и я невольно застонала.
— С вами всё в порядке? — заволновался водитель. Он посмотрел на меня через зеркало заднего вида. — Вас тошнит? Может, остановить?
— Д-да…
Зубы стучали. Меня било в ознобе, а живот то и дело прихватывало. И от этого становилось так страшно, что леденела кровь. Что делать? Ребёнку ещё рано выходить. Он совсем крошка!
Машина мягко притормозила у обочины, и водитель помог мне выйти. Свежий воздух наполнил лёгкие, стало чуточку легче. Здесь действительно шёл дождь, и я подставила прохладным каплям разгорячённое лицо. Прикрыла веки, успокаиваясь.
Всё будет хорошо.
Странный звук вырвал меня из спонтанной медитации. Будто что-то резко чиркнуло по металлу. Я удивлённо посмотрела на человека Берегового…
Мужчина распахнул глаза и медленно упал на колени. С тёмных волос на грубое лицо потекла тёмная кровь. Водитель продолжал смотреть на меня, даже когда завалился на бок. Со стороны дороги ко мне двинулись неясные тени.
Сердце пропустило удар, затылок стянуло льдом, а живот снова окаменел. Не веря в то, что происходит, я отступила на шаг. И ещё… Пятилась, пока не наткнулась на кого-то спиной.
Шеи коснулся холод стали, а я так и стояла, боясь повернуться.
Варвара
Холод пробирал до костей, я тряслась всем телом и прижимала ладони к животу, проводила по гладкой коже и, глотая горькие слёзы, шептала:
— Потерпи, малыш. Умоляю тебя. Скоро всё кончится, и нас спасут…
И сама не верила себе.
Кто спасёт?
Муж, который мне никто, и, как оказалось, лишь играл моими чувствами, чтобы подобраться к Береговому? Кузен, который знать не знает, кто за ним охотится, и где меня искать? Полиция, которой вообще плевать, что происходит?
Я была ни жива ни мертва, когда меня, угрожая пистолетом, запихнули в машину. Понятия не имела, жив ли водитель, который повёз меня к сыну. Лишь надеялась, что это так. Если его не убили, он хотя бы может заявить о похищении, когда очнётся.
Хваталась за соломинку, обманывая себя. Потому что не оставалось ничего другого. Надежды не было. Страх стискивал грудь ледяными тисками, хотелось выть, рыдать, умолять отпустить, но я кусала губы до крови, чтобы не впадать в истерику. Берегла силы.
К тем, кто схватил беременную женщину, притащил в сырой подвал и разодрал на ней всю одежду, взывать и молить пощадить бесполезно. Какой смысл?
Ни-ка-ко-го.
Сначала я думала, что меня убьют. Но звери, похожие на людей, лишь забрали обрывки платья и белья. На миг меня ослепила вспышка, а потом все ушли. Хлопнула дверь, и я осталась наедине со своими страхами.
И холодом.
Я сдерживалась изо всех сил, старалась ходить и делать несложную зарядку, чтобы не допустить переохлаждения, но быстро устала. Не чувствуя стоп, вжалась в угол и лишь могла гладить животик, успокаивая малыша.
— Всё хорошо, — шептала искусанными губами. — Всё будет хорошо.
Эта мантра не спасала от ожидания ужаса, который мне предстоит. Вытащат ли меня, обнажённую, из подвала или оставят умирать, — разницы не было.
Когда я, едва ощущая пальцы, подползла к двери и, подвывая от страха за ребёнка, всё же попыталась стучать, то была готова сама умереть, лишь бы ребёнка спасли.
А потом была темнота, из которой так сложно выбраться. Но я боролась, понимая, усну — и умру.
Дверь распахнулась неожиданно и, больно ударив меня по плечу, помогла прийти в сознание.
Я не вскрикнула — не осталось сил.
Кажется, меня подхватили под руки и потащили куда-то. Ноги то и дело пронзало тупой болью, которая была в радость. Она показывала, что я ещё жива.
Меня посадили на колени и, дёрнув за волосы, заставили поднять голову.
Я увидела его.
Человек, который одним видом вызывал остановку сердца. Тот, что заставил меня… Бешеному… при всех…
Я зажмурилась, не желая вспоминать тот ужас. Ведь сейчас не будет проще. Внезапно пронзила жуткая мысль, что шрамы у Влада могли появиться по вине этого чудовища. Он и сейчас поигрывал изогнутым восточным кинжалом и плотоядно рассматривал меня. Захотелось прикрыться, но не было возможности. Я была полностью беззащитной перед этим монстром.
Уронив руки, безвольно повисшие вдоль тела, молча глотала слёзы унижения и ужаса перед неизвестностью.
— Убедился?
Слово, произнесённое этим страшным человеком, заставило меня вздрогнуть. Я проследила за взглядом мужчины и обмерла при виде своего бывшего мужа. Всё поплыло от ощущения сюрреализма. Что забыл школьный учитель в логове самого жуткого бандита?!
Второй волной накрыла радость — Дима пришёл за мной!
Не знала, как он отыскал меня, но бывший явно здесь из-за меня. Не зря же главарь бандитов задал ему такой вопрос? Меня вытащили из подвала, чтобы Дима убедился — я жива…
Мы живы.
Пока…
Я разлепила искусанные губы, чтобы поблагодарить этого человека. Да, он несколько раз показал себя с некрасивой стороны, и однажды был настоящей сволочью, но всё же между нами были и другие отношения. Любовь. Нежность. Забота.
— Да, — голос Димы прозвучал выстрелом. Неожиданным и беспощадным. Мужчина посмотрел мне в глаза и выплюнул с дикой ненавистью: — Я же говорил, что пожалеешь, дрянь!
Один из людей главаря протянул моему бывшему мужу несколько пачек денег, и тот жадно схватил подачку. Прижав к себе, снова оскалился, будто шакал, и поспешил сбежать из логова жестоких хищников, бросив меня на растерзание.
— Что делать с девкой, Чех? — хрипло спросил тот, что держал меня за волосы. — Бешеный соскочил… Может, в расход её? Вырежем ублюдка и отправим папаше… А по частям и мамашу!
Я тоненько завыла, глотая соль своих слёз. Хотела умолять не делать этого, но не удавалось и слова произнести из-за сильной дрожи.
— И что это даст? — Голос Чеха вымораживал внутренности, а его взгляд будто отрезал от души по кусочку. — Не кипишуй, Зубр. Я знал, что Бешеный сломается под Лютым. Серый, как был его ручной собачонкой, так и остался, несмотря на то, что сучку не поделили.