Рюн раскрыл глаза, удивленно вскинул брови.

– Думаю, ты права, – согласился он. – Это уже не может быть совпадением.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Поспрашиваю кое-кого, – ответил он. – Я знаю парочку слуг советника Чхои. Может быть, кто-нибудь из них подслушал их разговор.

– Надеюсь…

Душу все еще тяжким грузом сковывала мысль, что инспектор Хан был как-то причастен к убийству. В конце концов, родство Сима с советником Чхои еще ничего не доказывало.

Но я надеялась, Рюн опровергнет мои прежние теории.

Я внимательно огляделась. Сломанная дверь поскрипывала на ветру. Прямо передо мной стояла сосна с острыми зелеными иголками, и рядом с ней мне привиделось что-то еще. Я потерла глаза. Неужели усталость берет свое? С веток на меня взирала белесая дымка.

– Ты знаешь это место.

Голос Рюна испугал меня. Я не сразу нашлась с ответом:

– Говорят, в этом месте обитают духи. Мне было любопытно, так что я как-то раз пришла сюда…

– Нет, ты знаешь это место, – повторил он.

Я посмотрела в его серьезные глаза и поняла: ему что-то известно.

– Мне приказали за тобой следить, Соль.

– Приказали? Кто?

– Инспектор Хан. Когда ты поранила ему лицо, он расслышал, как ты произнесла: «Не мой брат». Тогда я проследил за тобой до гостиницы госпожи Сон. Хотел узнать, почему тебе так интересно прошлое моего хозяина. Госпожа Сон рассказала, что ты ищешь брата, мальчика по имени Чон Инхо. Я знаю это имя. Знаю, кто это и как его зовут сейчас.

Меня точно ударили в солнечное сплетение. Даже дышать стало больно. Я застыла в ожидании вопросов: почему я молчала о родстве с инспектором, почему я предала человека, с которым была связана кровью.

Но вместо этого Рюн пнул камень и произнес:

– Не надо было тебе за ним идти.

– Что?

Он поднял руки, словно защищаясь.

– Это инспектор сказал. Что тебе не стоило его искать. Есть такая поговорка: перед тем как мстить, вырой две могилы. Инспектор говорит, его жизнь свелась только к этим двум могилам.

В жизни инспектора Хана не было места для меня.

Больше Рюн ни слова не произнес. Какое-то беспокойство сжало ему губы – а может, он просто увидел мое лицо: зубы стиснуты, глаза широко распахнуты, голова кружится так, что, наверное, я стала бледнее смерти. Я задержала дыхание, сопротивляясь самой жизни, сопротивляясь грядущим переменам.

Сколько страха во мне таилось!

Я боялась, что вместе с переменами исчезнет мой дом. Я выросла на историях брата о доме и только сейчас осознала, что за двенадцать лет, прошедших с нашего расставания, я так и не покинула Хыксан по-настоящему, я все ждала. Я мечтала о доме, о котором столько рассказывал брат. О доме, где не будет печали и слез, смертей и прощаний.

О месте нашего единения.

А теперь это место станет очередным заброшенным поместьем, где не останется ничего, кроме незнакомцев и призраков. Разве могу я их обнять? Что кроется в слове «семья», если семья вся разбежалась, а вернулась в шрамах, за которыми ее и не узнать? Как можно обнять незнакомца с пустыми глазами, что смотрят сквозь тебя?

– Поговорив вчера днем с госпожой Сон, – тихо и медленно продолжил Рюн, опасаясь моей реакции, – инспектор Хан просмотрел твое дело, а потом на полдня отправился в ведомство Инчхона. Всю ночь и утро он опрашивал полицейских и только несколько часов назад вернулся в столицу… где его и схватили.

Я сглотнула, но комок боли и не думал исчезать.

– Что он узнал в Инчхоне?

– Он узнал, почему тебя отправили в Столичное ведомство полиции.

Это я и так знала. Меня перевели в столицу из-за случайно оброненных слов, и я, естественно, поделилась этим с Рюном:

– Один полицейский сказал командующему, что я сильная тамо и с моей помощью тот сможет вернуть расположение командора Ли.

– Ты собственными ушами это слышала?

– Нет… От сестры.

Рюн покачал головой.

– А вот инспектор услышал другую версию.

– Что?

– Судя по всему, это именно твоя сестра убедила чиновника отправить тебя в столицу. Расхвалила ему твою силу и храбрость. Она, кстати, не говорила, что командор Ли дружил с вашим отцом? Наверное, боялась, что ты ненароком разболтаешь, что ты дочь предателя. Поэтому она и имя тебе сменила, верно? Чтобы скрыть от тебя прошлое твоей семьи.

С холодеющим сердцем я дрожащим голосом выдавила:

– Это просто смешно…

– После стольких лет, после измены вашего отца… Она не знала, друг командор Ли или враг. Но она наверняка понимала, что рядом с ним ты можешь выведать что-нибудь и о брате.

С моих губ сорвалось некое подобие смеха, в которое закрались нотки безумства.

– Так это сестра отправила меня в столицу? – я прикоснулась к шраму на щеке. Кончики пальцев обожгло воспоминанием об испытанном унижении. – Моя собственная сестра…

– Не вини ее. Ты бы поступила точно так же, лишь бы вновь воссоединиться с семьей. Сделанного не воротишь. А сейчас нам нужно спасти моего хозяина.

Как это похоже на сестру! Все как в тот раз, давным-давно, когда она отказалась вместе с братом вернуться в Ханян. Когда она отвергла брата. Горечь, сковывающая мои мышцы, вдруг ослабла. Ведь я… я передала брата в руки полиции и даже не спросила его версию событий. Я слишком боялась встретиться с ним лицом к лицу. И теперь я даже не знала, кого из нас винить в большей безжалостности – меня или сестру.

– Да, – шепотом согласилась я. – Нужно ему помочь.

Рюн провел рукой по лицу.

– Я давно говорю, хозяин слишком погрузился в это дело. Врач велел ему отдыхать, а он не слушает. А теперь еще и это! Я недавно заглянул к нему в комнату, а там он в темноте сидит. Замер, точь-в-точь замерз. Спать не может, что ни ест – все наружу выходит. Мне кажется, он боится. Я еще никогда не видел хозяина таким беспомощным.

Все встало на свои места. Вот почему я оказалась в Ханяне. Теперь мне все стало ясно.

Глаза сами по себе обратились к ночному небу, подобно танцующим волнам, тянущимся к полной луне. Я вспомнила старую историю брата. Про брата-Луну и сестру-Солнце. В свое время эта сказка о детях, спрятавшихся от тигра на небе, произвела на меня неизгладимое впечатление. Брат решил запереть себя во тьме, чтобы сестре было нечего бояться…

Я не знала отчего, но глаза мои будто загорелись огнем.

Теперь я стану луной для брата. Я спасу человека, которого когда-то называла орабони, старшим братом, – хоть от казни, хоть от собственной тьмы.