Ему кажется, что его преследуют собаки.

Рис. 3 Мужик режет кусты у подножия холма

Рис. 4 Монах Бартель Тиельманс на дороге.

Рис. 5 Пожар за Центральной Ратушей Розенлааря в доме Элайны и Себастиана.

Из трубы валит дым, люди тушат огонь.

Рис. 6 Монастырь и предел наместника инквизитора.

Рис. 7 Вдалеке панорама на замок барона Виллена Ван Туйль.

Глава 23

Прошло ровно два года с тех пор, как Сеньора де Анточа была взорвана на моих глазах. Я хорошо помнил, что сразу после взрыва над морем сгустились тучи и начался ужасный шторм, потопивший и выбросивший на берег десятки других кораблей.

Тогда я не знал, что я явился причиной этого шторма. Мой гнев вызвал его. Моё внутренний источник давал невероятное количество силы и энергии.

Позже я узнал, что дождь в декабре, потушивший пожар в доме Элайны, смерть барона Ван Туйля от удар молнией, шторм в день гибели «Сеньоры да Анточа» это все результат действия моего магического дара.

И мне предстояло научиться им пользоваться очень избирательно.

Я сидел за столом и занимался подсчетами. Получалось отлично. Теперь у меня достаточно ресурсов. Бизнес приносил баснословные барыши.

Ганзейцы не очень понимали, как торговать с русскими. Они все равно считали нас дикарями.

Им нужен был кто-то, кто объяснит, что наши бояре и князья не аборигены в пустыне. Мы уже семь веков как приняли христианство, строили свои города и расширяли государство со своими правилами и законом.

Европейские торгаши поначалу пытались привозить в Новгород самое барахло, и продавать его нам за золото и серебро. Хотели брать рабами и рабынями, но мы свободные люди. Не бывать этому.

Побывав там, в Европе, я знал, что нам нужны торговые отношения другого типа.

Я заявился в контору Ганзы в Новгороде и сообщил, что готов удесятерить их доходы от торговли и увеличить объем поставляемых товаров, если они возьмут меня в советники и будут действовать в соответствии с моим планом.

Поначалу представители Ганзы отнеслись к моему предложению скептически, и чуть было не прогнали меня, но жажда получить дополнительные тысячу процентов прибыли сделали свое дело.

Для начала я настоял на отмене оплаты твердым серебром или золотом.

Я доказал, что выгоднее отправлять обратно не пустые корабли, а заполнять трюмы российскими товарами: пушниной, воском, медом, кожей, рыбой, свечами.

На бартер я заказывал только то, что действительно имело ценность для нас.

Оружие, сукно, примитивные инструменты для кузен и литейных мастерских, небольших столярных цехов.

У нас пока не было своих пил, и наши мастера пользовались одними топорами.

Хоть они и делали это виртуозно, наша деревообработка пока сильно отставала от европейской.

Нам так же мешало отсутствие угля для печей, с углем было быстрее и проще обжигать глину для производства кирпича и посуды.

Собственного угля мы пока еще не добывали. Чего не скажешь о британцах.

В иной год, мы моги продавать свои излишки зерна за серебро, потому что в Европе всегда его не хватало.

Эта ситуация надоумила меня на постройку первой водяной мельницы на реке Верже.

В то время мельница в Новгороде были сплошь ручными, и мука добывалась тяжелым трудом. Очень частая смена налогов была обращена в первую очередь, на изъятие зерна в казну. Про муку же в царских грамотах ничего сказано не было. А хранить продавать муку всегда было намного выгоднее.

Но наша русская предприимчивость помогала выживать и развиваться, но большая территория и суровый климат мешали нам в развитии.

Имея сложные природные условия, русские искали способы заработать быстрее, а не больше. Это многое объясняло в характере нашего народа.

Чем лучше шли мои дела, тем глубже становилась черная дыра в душе, прожжённая предыдущими событиями.

Дела я вел опекаемый наместником Великого Князя Всея Руси в Новгороде — Василием Никитичем Таракановым.

Он очень любил меня и поддерживал во всех начинаниях. Я щедро делился с ним прибылью и помогал решать разные дела в городе.

Правда, Василий Никитич журил меня всегда за то, что я всякий раз отказывался от участия в пирах, свадьбах и в других увеселительных забавах.

Но получив неоднократный и твердый отказ, наместник Великого Князя оставил за мной право быть молчаливым, никогда не смеющимся боярином.

С моей подачи в городе появились освещение, каменные мостовые и училища для молодых подмастерий.

В окрестных деревнях и хуторах я налаживал фермы, производящие молочную еду. У нас бурно развивалось производство творога, сметаны, сливок, сыров.

Женщины научились прядильному делу, и теперь новгородские купцы продавали ткани и изделия по всей Руси.

В небольших селах я открывал кузни, которые самостоятельно производили подковы, топоры, ножи, дверные петли, корабельные скобы, гвозди.

Экономика Новгорода ожила и народ стал процветать.

Местная знать и духовенство так же старались поддерживать со мной дружбу.

Хоть я многих и не жаловал, но все же членам Новгородского Вече — совета бояр и Владыкам Новгородской Епархии, исправно заказывал и привозил из Европы предметы роскоши.

Мебель, тонкую фарфоровую посуду, изящное оружие, медные подсвечники, кувшины и подносы.

Все это добро шло для того, чтобы бояре и церковники благоволили мне и помогали в делах.

Я раскрутился и дело приобрело такой размах, что через два года усердной работы, мой капитал так вырос, что я мог позволить купить собственный торговый флот.

У меня было четыре собственных корабля с командами. Но поток товаров и перевозок все возрастал и мне, по-хорошему, нужен был еще с десяток кораблей

Но я пока не спешил с этим вопросом. Корпорация все расширялась и расширялась и мне уже нужно было позаботиться о ее безопасности.

Соседи из Твери, Владимира-Суздаля начали косо поглядывать на наших новгородских купцов и крестьян, выглядевших опрятно и богато.

Пока еще никто не покушался, но зная, тысячелетнюю привычку центра Руси прибирать к рукам то, что приносит доход, я должен был обезопасить корпорацию наперед.

Делал это где-то подкупом и выгодой, а где-то силой и жесткостью.

Сам-то Мартын Иванович Лютый, так теперь меня звали, мог постоять за себя.

И я не раз раздавал люлей местным портовым здоровякам забиякам.

Они боялись меня, как огня и уважительно здоровались, обходя стороной. Так же, как и стражники городской