Наши тела слились воедино, напоминая нам о том, что они принадлежат друг другу, несмотря на то что прошло столько лет. Наши груди синхронно поднимаются, когда мы дышим друг в друга и оплакиваем то, чего были лишены.

Мы медленно восстанавливаемся, и наши блестящие глаза сменяются торжествующими улыбками.

Гэвин поднимает голову:

– Это…

– Стоило того, чтобы ждать восемь лет? – пытаюсь я закончить его мысль.

Он смеется.

– Нет. Ничто не стоит того, чтобы ждать тебя восемь лет, – говорит он. – Даже секс, переворачивающий жизнь.

Он целует меня в кончик носа и скатывается с меня, вздрагивая, когда выходит из меня.

– Презерватив ведь не порвался? – хихикаю я, вспоминая ночь, когда потеряла девственность.

– Нет, – смеется он. – Тогда он тоже не порвался. Просто у меня, наверное, офигенные пловцы.

– Наверное, – говорю я. – Но я больше так не рисковала. Я принимаю противозачаточные с тех пор, как родился Мэддокс.

Он напрягается.

– Противозачаточные, говоришь? Значит, ты часто этим занимаешься?

Я стараюсь не хихикать. Он ревнует из-за того, что я принимаю противозачаточные. Ох уж эти мужчины.

– Ну я бы не сказала, что часто, но да, бывает, – отвечаю я.

По его лицу пробегает тень боли и сожаления.

– И о скольких идет речь? По шкале от одного до… распутства?

На этот раз я не могу сдержать смеха, а он закатывает глаза.

Он не смеется. Его взгляд смертельно серьезен.

– Сколько мужчин у тебя было, Бэйлор?

Меня почти умиляет, что он вернулся в мою жизнь всего два часа назад, а уже ревнует.

– Немного, Гэвин, – говорю я. – Не горячись, ковбой.

Он вздыхает:

– Но сейчас у тебя никого нет?

– Нет, сейчас никого нет, – заверяю я его.

Он расслабляется и опускается на подушку рядом со мной. Затем снимает презерватив, завязывает его и бросает на пол рядом с кроватью.

– А у тебя? – спрашиваю я. – Ну, по шкале от одного до альфа-самца?

Он закрывает глаза и хмурится:

– Тебе не понравится мой ответ, милая.

– Ну, значит, презерватив был хорошей идеей, – шучу я.

– Я проверялся. Я здоров, – говорит он. – Но после того, как я решил, что ты меня бросила, и до того, как женился, я… э‐э‐э…

Он виновато смотрит на меня и объясняет:

– Я был сломлен, Бэйлор. Я не мог принимать наркотики, иначе бы меня выгнали из команды. Единственным способом с этим справиться для меня оставался секс. И много алкоголя.

Думаю, я не могу его в этом винить.

– А после того, как женился, ты оставался ей… верным? – вяло спрашиваю я.

Он мягко кивает:

– Да, но не потому, почему ты думаешь.

– Да? И почему я думаю? – спрашиваю я.

– Ты думаешь, что я любил Карен.

– А разве нет?

– Нет. – Гэвин морщится. – Я знаю, что кажусь тебе мешком мусора.

Он берет прядь моих волос и играет с ней.

– Но после того как ты исчезла, м‐м‐м… ты, скажем так, забрала с собой мое сердце.

Я думаю об обувной коробке на моей кровати и на секунду задумываюсь, не заперто ли в ней и его сердце тоже.

– Тогда зачем ты женился? И почему именно на ней? – спрашиваю я.

– Мы с Карен были друзьями. Нам было хорошо вместе. С ней было безопасно. Я знал, что она никогда не причинит мне такой же боли, как ты, потому что я никогда бы не полюбил ее так, как тебя.

На его лице мелькает злость, и он качает головой:

– Ирония заключается в том, что больше всего боли причинила мне именно она. Причинила нам. Я женился на ней, потому что хотел спрятаться. Так я сделал себя недоступным для других отношений. Наши семьи были всецело за – ну, кроме моей мамы. Поэтому, когда после окончания университета Карен предложила пожениться, я согласился.

– Ты согласился? Она сделала тебе предложение?! – Я не могу в это поверить.

– Да. А что, это что-нибудь меняет?

– Возможно, немного меняет, – отвечаю я. – Но вы с Карен, вы все равно… э‐э‐э…

Он вздыхает. Тяжело. Затем неохотно кивает.

– Да, – отвечает он. – Нечасто, потому что – для меня, по крайней мере, – это был как секс с сестрой.

– Фу-у‐у! Ну это уж совсем, – говорю я.

– Да, но у мужчин есть потребности.

Я закатываю глаза.

– Я всегда надевал презерватив. Каждый раз.

Я приподнимаю бровь.

– С собственной женой?

Он хватает меня за руку и переплетает наши пальцы.

– Во‐первых, прекрати ее так называть, – требует он. – И да, с ней тоже. Я просто не мог представить себе Карен в роли матери. Сначала она и не хотела детей. Но в прошлом году вдруг загорелась идеей забеременеть. Думаю, это произошло только потому, что у всех ее подруг родились дети и она чувствовала себя не у дел.

– Понятно. И что ты ей сказал, когда она тебе рассказала?

– Я все время откладывал и придумывал разные причины, почему нам стоит повременить с детьми. Слава богу, что у нас нет детей, это сильно усложнило бы развод.

Гэвин передергивает плечами:

– Слушай, мы можем не говорить о ней, пока лежим тут голые? У меня ни за что не встанет, если я буду думать об этой коварной стерве.

– Помочь тебе забыть о ней? – спрашиваю я.

– Смотря что ты задумала, – произносит он, приподняв бровь.

Я соблазнительно оглядываю его сверху вниз, и его член сразу оживает.

– Ты что, трахаешь меня взглядом, Митчелл?

– М‐м‐м… может быть, – шепчу я ему в ухо. – Хочешь порекомендовать мне для этого какую-то другую часть тела, Макбрайд?

– Да. Все!

Глава 31

Я просыпаюсь от какого-то шума и минуту лежу, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Потом вижу, что рядом со мной лежит Гэвин, и по моему лицу проскальзывает улыбка. Во сне он выглядит столь же невинным, как мальчик, унаследовавший его красоту.

Вспомнив про сына, я лихорадочно смотрю на часы рядом с кроватью – уже после полуночи.

Черт!

Я пытаюсь выбраться из постели, но сильные руки Гэвина обнимают меня сзади и притягивают к себе.

– Останься, – говорит он.

Это приказ. Это заявление. Это… именно то, что я хотела услышать.

– Я… Я…

Мой мозг борется с моим все еще голым телом за то, какие слова слетят сейчас с моих губ. Впрочем, борьба оказывается не слишком напряженной, потому что искры от его разгоряченной плоти захватили всю мою нервную систему.

– Нам еще о стольком нужно поговорить, – уговаривает он. – К тому же я уже написал твоей няне, что ты, скорее всего, не вернешься до утра.

Я сажусь на постели.

– Что ты