Корзухин (поворачивается, смотрит Хлудову в глаза, учуял). Никакой Серафимы Владимировны не знаю. Эту женщину вижу впервые в жизни. Никого из Петербурга не жду! Это шантаж!

Серафима (поглядев на него смутно). Да, в первый раз вижу эту гадину!

Голубков (отчаянно). Парамон Ильич, что вы делаете?! Это смерть!

Хлудов. Искренний человек? А? Пушной товар! (Шипя.) Вон!

Корзухин исчезает.

Голубков. Умоляю вас допросить нас.

Хлудов (Тихому). Взять обоих, допросить, допросить!

Тихий. Заберу в Севастополь! Сейчас уезжаю.

Гаджубаев берет Серафиму под руку.

Голубков. Вы же интеллигентные люди!

Серафима (кладя голову на плечо Голубкову, бормочет). Вот один человек нашелся, в дороге. Ну что ж...

Серафиму и Голубкова увлекают.

Ах, Крапилин, красноречивый человек. Что же ты-то не заступишься? И ты отречешься?

Серафиму и Голубкова увлекают бесследно.

Крапилин (встав перед Хлудовым). Точно так! Как в книгах написано — шакал! Только одними удавками войны не выиграешь! За что ты, мировой зверь, порезал солдат на Перекопе? Попался тебе, впрочем, один человек, женщина, пожалела удавленных! Но мимо тебя не проскочишь, не проскочишь, нет. Сейчас ты человека — цап! В мешок! Стервятиной питаешься?

Штабные (облегченно). А-а!..

Голован (беспокойно). Позвольте убрать каналью, ваше превосходительство.

Хлудов. Нет. В его речи проскальзывают здравые мысли насчет войны. Поговори, солдат, поговори!

Голос недоволен: «Не понимаю этой сцены, не понимаю командующего фронтом». Хлудов голосу.

Кто заговорил со мною без приглашения?

Молчание.

Тихий (тихо). Доску.

Появляется широкая белая доска, и Тихий на ней что-то рисует углем.

Хлудов. Солдат, как твоя фамилия?

Крапилин (заносясь в гибельные выси). Да что фамилие? Фамилие у меня известное. Крапилин-вестовой! А ты пропадешь, шакал, пропадешь, оголтелый зверь, в канаве, вот только подожди здесь на своей табуретке Буденного! (Улыбаясь.) Да нет, убегишь, убегишь в Константинополь. Храбер ты только женщин вешать да слесарей!

Хлудов (убедительно). Ты ошибаешься, солдат, я на Чонгарскую Гать ходил с музыкой и на Гати два раза ранен.

Крапилин. Да все губернии плюют на твою музыку и на твои раны. (Вдруг проснулся. Вздрогнул и опустился на колени, говоря жалко.) Ваше высокопревосходительство, смилуйтесь над Крапилиным, я в забытьи!

Хлудов. Нет, плохой солдат! Ты хорошо начал, а кончил, как свинья! Валяешься в ногах? Доску! Я не могу смотреть на него!

Подручные Тихого мгновенно накидывают на Крапилина черный мешок, и Крапилин исчезает бесследно.

Извольте отправляться, господа, я поеду один! (Головану.) Готовь, есаул, мне конвой и вагон.

Все исчезают.

(Один. Берет свой телефон и говорит.) Связь? Командующий фронтом. Начальнику «Офицера» передать, чтобы прошел, сколько может, по линии и огонь... (Пауза. Яростно.) Чужих, чужих, своих и посторонних пусть в землю втопчет на прощанье! Пусть рвет на пути, уходит в Севастополь. (Кладет трубку, сидит один, скорчившись на табурете.)

Пролетел далекий вой бронепоезда.

Чем я болен? Болен ли я?

Раздается нетеатральный пушечный залп с бронепоезда. Он настолько тяжел, этот залп, что звука не слышно, но электричество мгновенно гаснет в зале станции и обледенелые окна обрушиваются. Обнажая перрон. Залп вымел с него людей. Видны голубоватые электрические луны. Под одной из них на железном столбе висит длинный черный мешок, под ним доска, на ней надпись: «Вестовой Крапилин — большевик». Хлудов один в полутьме смотрит на Крапилина.

Я болен, болен, только не знаю, чем.

Олька в полутьме появилась, выпущенная в суматохе, тащится в валенках по залу.

Начальник (в полутьме ищет и сонно бормочет). Дура, дура Николаевна! Олька-то, Олька-то где же? (Выкрадывается на сцену). Олечка, Оля! Куда же ты, дурочка, куда же ты? (Схватывает Ольку на руки.) Иди на ручки, на руки к папе, а туда не смотри... (Счастлив, что незамечен, проваливается во тьму.)

Конец второго действия

Действие третье

Сон третий

...Игла освещает путь Голубкова.

Грустное освещение. Вроде сумерек в начале ноября. Возникает кабинет контрразведки в Севастополе. Одно окно на улицу, уютный письменный стол, шелковый диван, в углу сложены кипами большевистские газеты.

Гаджубаев (у черной портьеры). Иди сюда!

Голубков входит, в пальто, в руках шапка. Бледен.

Тихий (сидит за письменным столом, в штатском платье). Садитесь, пожалуйста.

Голубков (тихо). Благодарю вас. (Садится на стул перед столом.)

Тихий. Вы, по-видимому, интеллигентный человек?

Голубков робко кашлянул.

И я уверен, вы понимаете, насколько нам, а следовательно, и правительству важно знать правду. О контрразведке распространяются глупые и гадкие слухи. На самом же деле это учреждение исполняет труднейшую и совершенно чистую обязанность охраны государственной власти. Согласны ли вы с этим?

Голубков. Я еще не...

Тихий. Вы боитесь меня?

Голубков (подумав). Да.

Тихий (мягко). Но почему же? Разве вам причинили какое-нибудь зло, пока вас везли сюда в Севастополь?

Голубков. О нет, нет, этого я не могу сказать!

Тихий. Так в чем же дело? Позвольте вам предложить папиросу. Курите?

Голубков. Благодарю вас. (Закуривает, волнуясь.) Умоляю вас, скажите, что с ней?

Тихий. Кто вас интересует?

Голубков. Она, она... Серафима Владимировна, арестованная вместе со мною. Клянусь, это же просто нелепо, поймите. У нее припадок был, это же смешно, вы интеллигентный человек!

Тихий. Вы волнуетесь. Курите, успокойтесь. О ней я вам скажу несколько позже. (Курит.) Эх, русские интеллигенты! Если бы вы пожелали осмыслить все, что происходит, мы бы, вероятно, не сидели здесь с вами в этих гнусных стенах в Севастополе. Очень возможно, что мы были бы с вами в Петербурге, вспоминали бы наш университет! Ведь я сам в нем учился. (Меняет тон внезапно, лицо его вспыхивает.) Мерзавец, перед кем сидишь? С папироской. (Ударяет по папиросе Голубкова, и та падает звездой.) Встать смирно, руки по швам!

Голубков (в ужасе). Боже мой!

Тихий. Слушай, падаль, как твоя настоящая фамилия?

Голубков. Я поражен... Моя настоящая фамилия — Голубков.

Тихий вынимает револьвер, целится в Голубкова. Голубков закрывает лицо руками.

Тихий. Тебе еще никогда не делали маникюра в контрразведке? Нет? Ну а я тебе сделаю. У нас есть специальная игла, мы ее нагреваем, и ею я тебе вычищу ногти. Понимаешь ли ты, что ты в моих руках? Никто тебе не придет на помощь! Понял?

Голубков. Понял.

Тихий. Итак, условимся. Ты будешь говорить чистую правду. При первой же лжи я тебя буду пытать. Контрразведка знает все, от нее нет тайн.

Голубков. Клянусь...

Тихий. Молчать! Отвечать только на вопросы!

Голубков. Да.

Тихий