Мы правда почти успели. Вышли из грузовика никем не замеченные – да никого и не было, – неторопливо дошагали подземным путем до подвального ангара и обнаружили там все полуподготовленным. Корабль так и лежал почти на боку там, где мы его оставили, все замки и секретки, выставленные Инной, выглядели нетронутыми, а мешки с основой состава правда были подтащены поближе к корпусу и заброшены на небольшой помост. Концы шлангов лежали рядом.

Первым делом мы заклеили обе пробоины пластырем снаружи и изнутри. Пластырь выглядел не очень солидно, но сразу затвердел и прикипел так, что не оторвешь и не проковыряешь. Часок продержится, а больше и не надо.

Мы сперва собирались размешивать состав в ведрах и заливать отсеки корабля ручками, но вовремя сообразили, что вымотаемся без особой надобности. Я прикинул необходимую плотность раствора – получалось, что на весь объем нужно четыре мешка. С учетом остатков, еще тускло поблескивавших за стеклянными панелями, чуть поменьше. Четыре мешка и было.

– Сыпанем все, на донышке оставим только, – распорядился я.

– Выльется же, – сказала Инна, разглядывая угол осевого наклона.

– А что ты предлагаешь? – спросил я раздраженно.

В общем, успели до фига.

Мы с Олегом подтащили к кораблю несколько верстаков и здоровенных металлических швеллеров из куч лома и смогли, подсовывая их под корпус по команде Инны, слегка провернуть «Пионер» люком повыше. Корабль задергался, норовя встать вертикально. Перед парой последних перемещений я догадался рявкнуть «Стоп!» и с помощью Олега вывалить содержимое мешков в люк. Иначе пришлось бы тянуться к нему с трех водруженных друг на друга верстаков, просыпая половину титаната диспрозия себе за шиворот.

И «Пионер» облегченно восстал, попереминался, будто выравнивая холмики состава, и замер в ожидании экипажа. Осталось закинуть шланги на край горловины, подтравить, чтобы не вывалились наружу от случайных толчков, и открыть воду.

– Следить буду, – сказал Олег, забираясь по пирамиде верстаков к люку.

Он был уже в полетном костюме, когда только переодеться успел. А, понятно: когда мы с Инной со шлангами возились.

– Куда торопишься? – сказал я, но тоже почувствовал страшный зуд и желание поскорее булькнуть в состав и стать не потеряшкой в чужом городе, а командиром лучшего в мире корабля.

– Управление проверю, состав перемешаю, – ответил Олег, уже сидя на горловине, ухватил ее попрочнее и скользнул внутрь. – Опа!

Он повисел и плюхнулся в состав, который вязко прошел от стенки к стенке. Корабль не покачнулся.

– Тепленькая, – с гулким удовлетворением сообщил Олег изнутри. – Ты чего?

Я присел и похлопал по стеклянной панели. Олег присел по ту ее сторону и повел рукой по внутреннему слою. Ладонь выглядела очень белой, крупной и четкой, бронестекло увеличивало и как будто подчернивало края и складки, а потом четкость сменяла белая муть, похожая на влепленный в стенку снежок, только торчащий бугорком не наружу, а внутрь. Снаружи стекло оставалось совершенно гладким.

– Вроде нормально все, – прогудел и Олег сквозь мирное журчание воды.

– Инн, – позвал я. – Глянь, тут нас еще ковырнуло.

Она встряхнулась, перестав прислушиваться к чему-то, присела рядом, потрогала обшивку и сказала:

– Вроде только верхний слой поврежден, во второй и третий не ушло. Распределение силы удара на прослойку сработало, видишь? Если еще один метеорит сюда не шарахнет, все нормально будет.

– А если пуля? – спросил полицай от двери.

Мы вздрогнули и вскочили. Я попробовал незаметно потянуть к себе швеллер, тот заскрежетал корявым концом по полу на весь зал.

– Мне ствол достать и наручники на вас надеть? – поинтересовался полицай. – Успокоились быстро.

Он не спеша приблизился к кораблю, обошел его, не обращая на нас внимания, заложил пустые руки за загривок и сказал:

– Охренеть. Вы по правде космонавты, что ли?

– Мы всё по правде, – сказал я.

– Этот тоже ваш? – полицай кивнул на замершего за панелью Олега.

Тот отступил и стал вообще незаметным снаружи. Но полицай уже отвлекся от него и снова пошел вокруг корабля.

– Потрогать можно? – вдруг спросил он.

Мы с Инной переглянулись. Я неохотно сказал:

– Несильно только.

Полицай погладил обшивку, присел, рассмотрел основание корабля и как бы между прочим поинтересовался:

– А Обухов где?

– Не знаем, – ответили мы с Инной одновременно.

Полицай кивнул и пробормотал:

– То есть он реально вам помогал, как дедушка завещал, да? И на «Доме с яйцом» этот самый корабль выложен был, да? С вами?

Мы молчали.

– У нас там точка была, собирались, планы строили, потом стрелки с военгородковскими забивали, – мечтательно сказал полицай. – Под вашими портретами. А теперь я вас по малолетке посадить собирался.

Я сглотнул и тронул Инну за руку, чтобы не сказала ничего и не спугнула. Она пихнула меня локтем, вроде как «Не дергайся, сама в курсе».

– Куда собрались-то? – спросил полицай.

Машовец его фамилия, вспомнил я, подумал и осторожно сказал:

– Нам бы отсюда.

Машовец вздохнул и согласился:

– Резонно. И прямо отсюда взлететь сможете, сквозь стенки?

– Постараемся, – сухо сказал я, сдержав ответный вздох.

– Чума. Вы там из какого года, из восьмидесятого?

– Из восемьдесят пятого.

– Меня еще не было, – пробормотал Машовец с легким удивлением. – Это Эйнштейн всякий, парадоксы, фотонные звездолеты, значит. Офигеть. А где были-то?

Он наконец-то посмотрел на нас, по-детски как-то, как будто просил пересказать комедию «Четверо против кардинала», которую он пропустил, а вчера был последний день проката.