«Сотни три на нас несется, никак не меньше! – думал лихорадочно Тимофей, отжимая курок. – Как же это все-таки страшно! Вот навалятся всей массой, сомнут ряды, потопчут всех, рассеют, а потом посекут саблями бегущих. Страашно! Как жить-то хочется! Хоть бросай ружьё и беги сломя голову прочь от этой визжащей и вопящей конницы».

– Цеелься! Стрелять залпом по шеренгам! – донёсся уверенный голос штабс-капитана. – Первая шеренга – огонь!

Две дюжины стволов ударили хлёстким залпом перед собой. В разрывы клубов серого дыма виднелось, как за полторы сотни шагов вылетело из седел несколько всадников и упали с лошадей.

– Вторая шеренга – огонь!

Всадник с занесённой над головой саблей был уже на мушке, и Тимофей выжал спусковой крючок.

– Третья шеренга – огонь!

С правой стороны, прямо над плечом перезаряжающего ружьё Тимофея грохнул близкий выстрел, и в облаке от сгоревшего пороха блеснуло яркое пламя.

«Быстрее, быстрее! – тукала в голове мысль. – Не успеем же перезарядиться!» А рука, сжимавшая шомпол, уже заталкивала пулю в ствол.

– Первая шеренга – огонь!

– Вторая шеренга – огонь!

– Третья шеренга – огонь!

Залпы в упор вырвали из сёдел ещё пару десятков вражеских всадников.

– В карее! Быстрее! – кричал Родионов, сбивая драгун в защитный пехотный строй.

– Ураа! – в самый напряжённый момент со стороны реки вынеслись две казачьи сотни.

Буквально в десятке шагов от выстраивающихся в каре драгун неприятельская конница развернулась и понеслась прочь, не приняв ближнего боя.

– Не догонят, ишь как они несутся, – вытирая пот рукавом, проговорил Фрол. – Добрые у татар кони, богатые. А казаки какие хитрованы! Если бы тут совсем горячо стало, так откатились бы, небось, за реку и не достать их там. А так они нами прикрылись и вынеслись из-за спин в самый удобный момент.

– Умный ты больно, Фролка, потому-то, небось, и рыжий, – проворчал незнакомый унтер из первого эскадрона. – Всё-то у тебя вечно с подвохом. Правильно казаки сделали, вон как они вовремя по басурманам ударили. И мы их огоньком здесь хорошо прикрыли, отвлекли на себя, и они, когда надо было, выскочили и не дали нас татарам стоптать. Штыки отстёгивайте, сейчас команда седлать коней будет.

И действительно прозвучал сигнал трубы – «Коноводам подать коней», и к строю от реки выбежали драгуны из первого эскадрона. В каждой руке у них было по два повода. Чайки среди приведённых пока не было, и Тимофей вскочил в седло одним из последних.

Мимо строящихся в боевой порядок русских кавалеристов в южную сторону проскакало несколько сотен союзной конницы. Всадники имели воинственный вид, размахивали саблями и грозно кричали. Проезжая по полю, где лежали трупы, они лихо перевешивались с сёдел, сдёргивали с них что-то на ходу, а кто-то и вовсе даже спешивался и быстро обыскивал.

– Смотри, какие герои! – ворчали кавалеристы. – Где вы, ухари, совсем недавно только были?

– Полуэскадрон, слушай! Ружья из бушматов! Дирекция прямо! Шаагом марш! – донеслась команда штабс-капитана.

Две растянутые шеренги пошли по полю ровным шагом вперёд.

– Рысью марш!

И Тимофей, опустив поводья, дал шенкелей кобыле. Чайка пошла резвее, держась в одной линии с соседними лошадьми. Долина начала сужаться, и, чтобы следовать далее, драгун перестроили в походную колонну. Через несколько минут её голова въехала на то место, где совсем ещё недавно стоял дозор из вассальных татар. На дороге валялось два трупа без сапог и верхней одежды.

– Колонна, стой! – скомандовал Родионов. – Господин подпоручик, – подозвал он к себе Кравцова, – отряди десяток в дозор, пусть они проедут пару вёрст вниз к югу и там оглядятся. Потом не задерживаются и сразу же назад возвращаются!

– Есть, – козырнул командир взвода. – Ступкин, слышал, что штабс-капитан только что приказал? Бери дюжину людей из своего отделения и проследуйте все вниз по дороге, только чтобы осторожнее! В бой ни с кем не вступать, ваше дело оглядеться и потом назад сразу отъехать.

Отряд шёл вперёд сокращённой (лёгкой) рысью. Ещё пару раз по дороге встретились лежащие трупы, в одном месте наткнулись на убитую лошадь, но всадника рядом с ней не было. Унтер спрыгнул со своего коня и быстро осмотрелся.

– Кровь на камнях, туда капли ведут, – кивнул он на поросший кустарником склон. – Ефим, возьми троих, да пробегитесь тут в зарослях, а мы пока со всеми остальными дальше проедем.

– Герасим, лошадей присматривай! – распорядился дядька. – Федот, Тимоха, пошли со мной, ружьё наготове держите!

Десяток с унтер-офицером уехал дальше на юг, а трое драгун, карабкаясь по довольно крутому склону, осматривали его заросли. Крови больше не наблюдалось, как видно, раненый оклемался и давно отсюда сбежал. Через несколько минут Ефим Силович окликнул товарищей и позвал их вниз.

Тимофей, спускаясь, задержался около большого куста. Листьев на нём уже не было, а вот на ветках оставались ещё не склёванные птицами ярко-красные ягоды. Какие классные! У них был кисло-сладкий, такой насыщенный, просто изумительный вкус. Вот и сподобился настоящий дикий кизил попробовать, думал Гончаров, обдирая кусты. Шагах в пяти от него в вдруг раздался чуть слышный стук камня о камень. Тимоха насторожился и стянул из-за плеча мушкет. Он пригнулся и обошёл куст вокруг. Ветка, прикрывающая щель между двумя камнями, чуть вздрогнула, и он инстинктивно, даже не понимая почему, вдруг резко пригнулся. Оглушительно громко грохнул выстрел, пуля свистнула над головой и сбила ветку кизила. Всего лишь в пяти шагах от него с дымящимся стволом пистолета сидел на корточках такой же, как и он, молодой парень. Высокий лоб, резкие черты смуглого лица, нос с горбинкой, на голове невысокая каракулевая шапка. Одетый в чухе коричневого цвета с галунами (верхней одежде до колен наподобие черкески с широкими разрезанными рукавами и стоячим воротником), на груди оправленные в серебро газыри.

Тимофей практически уже выбрал пальцем свободный ход спускового крючка, ещё чуть-чуть – и тяжёлая пуля пробьёт тело. Весь бледный паренёк, как видно, уже смирился со своей участью и чуть прикрыл глаза, ожидая смерть.

– Тимоха, живой?! – раздались тревожные голоса товарищей внизу склона. – Тимоха, ты где?!

– Живой! – откликнулся он и ослабил давление пальца на крючок. – Сюда, братцы! Тут он рядом, тот, что в меня стрелял! Руки подними! А ну вверх руки! – качнул он стволом мушкета вверх.

Татарин слегка прищурился, скривил рот и так и остался сидеть на камнях.

Федот выскочил из-за кустов первым и с ходу влепил ему затрещину. Подбежавший следом дядька добавил кулаком в бок и, отстегнув широкий ремень с пояса, отбросил его в сторону.

– Лежи! Ты мне ещё побрыкайся, побрыкайся, зараза! – взрыкнул он и придавил коленом спину пленному. – Руки его