— Ты о дяде? — тихо спросила Юория.

— И о нем тоже, — кивнул Олеар. — Я просил у него твою жизнь, Юория. Потому что ему не было до тебя никакого дела. Он с самого начала знал, где ты, и хотел оставить тебя в Пар-ооле как можно дольше, чтобы ты успела узнать как можно больше. Очнись.

— Никто не смел говорить так со мной! — эти слова должны были прозвучать иначе, совсем не жалко, но голос женщины дрогнул. — Зачем ты мне все это рассказываешь? — тише спросила она.

— Чтобы ты перестала обманываться и ломать себя ради не существующей возможности, — почти нежно ответил Олеар. — Оставь это. Ты прекрасна не только как дополнение к нему.

— Я знаю, что я не дополнение, — выдохнула Юория, ударяя лошадь стеком.

Олеар посмотрел ей вслед, не понимая, удалось ли ему достучаться до прекраснейшей женщины девяти земель.

36. Алана

Время текло незаметно и вместе с тем невероятно медленно, мерные шаги лошади и тихий скрип седла наполняли тишину часами. Алана пыталась привыкнуть к своим заговоренным глазам, но все время щурилась, по привычке глядя то на луну, то на живые зеленые огоньки, танцевавшие где-то внизу. Эти вспышки почти обжигали чуткие глаза, и в поле зрения оставались пятна, будто она долго смотрела на солнце ясным днем. Подаренная магией возможность видеть ночью была совсем не похожа на дневное зрение. Предметы оставались темными, изукрашенными тенями, но выглядели какими-то выпуклыми и чересчур детализированными и контрастными. Раньше Алана замечала, что свет ночного неба, наоборот, сглаживает текстуры, превращая все в одномастную серо-синюю массу. Теперь же она с удовольствием рассматривала попону коня перед собой, переплетения толстых и тонких нитей, создающих незамысловатый, текучий, почти одноцветный узор. Круп лошади герцогини Лианке покачивался, и эти волокна скользили, меняясь. Сотни волнистых ниточек терлись друг о друга, как живые.

— Гвиана, — тихо обратилась Алана к своей спутнице. — Как именно ты заговорила мои глаза?

— Изменила форму и размер зрачка, леди Тамалания, — ответила воительница. — Если пожелаете, я могу научить вас.

— Я намного лучше вижу, чем обычно, но все какое-то другое, — поделилась Алана. — Так и должно быть?

— Да. Вы привыкнете, леди.

— Гвиана, пожалуйста, называй меня по имени. Меня зовут Алана, не Тамалания, — попросила Алана. — Мне не по себе, когда ты обращаешься ко мне так. Надо было раньше тебе сказать.

— Мне не по чину общаться с вами панибратски, — ровно ответила Гвиана. — Я безымянная.

— Я тоже, — пожала плечами Алана. Но поняв, насколько странно прозвучали для Гвианы ее слова, добавила: — Я росла, думая, что я безымянная. И сейчас мне тоже сложно поверить, что это не так. Знаешь, разница не так уж велика. Меня не учили править, у меня нет замка и земель. С момента, как мне назвали имя, которое я должна считать своим, ничего не изменилось. Поэтому мне не нравится, когда ты называешь меня леди.

— И вам будет комфортно, если я стану обращаться по имени? — уточнила Гвиана.

— И даже приятно, — улыбнулась Алана, поворачивая голову и бросая взгляд через плечо вверх.

Легкая улыбка играла на тонком, высокоскулом лице воительницы. Неожиданно она улыбнулась шире — тепло и по-родному:

— Как скажете, Алана.

Алане нравилась Гвиана. Немногословная, спокойная, внешне почти холодная, одним своим присутствием она дарила ощущение абсолютной поддержки. Иногда Гвиана тонко и очень метко шутила, не меняя сосредоточенного выражения лица, и тогда ее серьезность казалась напускной. Она немного напоминала Хелки, по которой Алана отчаянно скучала. Как и Хелки, о себе воительница почти не говорила, с удивительной ловкостью ускользая даже от прямых вопросов. Алана не давила, понимая, что у девушки могут быть свои причины молчать: приказ герцогини, присяга или просто нежелание посвящать постороннего в собственные дела.

— Спасибо. И да, я хочу научиться заговору. Как только будет время на привале.

Алана услышала, как Гвиана усмехнулась:

— Как скажете, Алана. Если позволите, я бы предположила только, что сначала вам стоит научиться править лошадью. Буря слишком устала, но мы можем взять Лучика.

Алана бы смутилась, если бы сама не гоняла в голове весь день мысль о том, что ее везут, как ребенка, и что все благополучно следуют на собственных лошадях, а она выглядит глупо. Вообще-то Алана надеялась, что выучится намного быстрее и поедет одна, но когда Лианке показывала, как забираться на лошадь, и Алана раз за разом хваталась за гриву и седло, в первые же минуты стало очевидно, что сама она не справится. Алана бы попробовала все же освоиться в процессе, как говорила мама, но Даор Карион был против. Щеки вспыхнули, когда она вспомнила, как черный герцог приблизился к лошади и уверенно перехватил уздечку прямо поверх ее руки.

«Если ты не хочешь ехать со мной, поезжай с кем-нибудь из женщин. Одной тебе править лошадью рано».

И эти черные, будто улыбающиеся глаза… Он не мог не заметить ее замешательства.

Алана тряхнула головой и огляделась. Герцога, державшегося неподалеку первые несколько часов пути, а затем — по ее просьбе! — отдалившегося, Алана не увидела и теперь, что немного успокоило ее сердце.

— Леди, которая не умеет ездить на лошади. Видела когда-нибудь такое? — весело спросила она Гвиану.

— Никогда, — сквозь сдерживаемый смех признала воительница. И добавила этим показным серьезным тоном: — Алана.

Пейзаж тем временем сменился: слева вырос сначала один холм, а за ним следующий, намного выше первого. И хотя справа все еще проглядывалось открытое пространство, там и тут расчерченное гибкими кустарниками, рельеф больше не походил на равнинный. Из высоких и неожиданно крутых склонов зубьями торчали громадные, похожие на куски вареного мяса, глыбы. Они же были навалены у подножия ближайшего холма густо, образуя неровную груду. Узкая тропа вильнула, огибая очередной каменно-земляной выступ. Дорога здесь сужалась почти вдвое — напротив выступа обочина неожиданно резко уходила вниз. Копыта громче защелкали по камням, раньше изредка проступавшим через мягкую почву, а теперь усеявшим дорогу сплошным слоем. Лошадь пошла жестче, подковы скользили.

За крутым поворотом тропа укрывалась тенью, а холм перерастал в настоящую невысокую гору, закрывавшую большую часть неба и заслонявшую свет луны. Алана засмотрелась на едва различимый снежный