Ли не всегда соглашалась с Морицем, но он по крайней мере что-то делал. Форд же, казалось, просто сидел и ждал, чтобы все происходило само собой. Под его руководством на кафедре судебной медицины почти не проводились исследования, да и вообще ничего примечательного не наблюдалось.

При этом Ли встретила сопротивление в отношении семинаров по расследованию убийств. Появление полиции штата в Медицинской школе стало толчком к развитию судебной медицины, но городским копам руководство Гарварда не позволило посещать занятия. Полицейские Бостона так и не попали на семинары, хотя Ли уже полностью организовала и профинансировала их[381].

«Мне кажется, кафедра стремительно приходит в упадок, — писала Ли Греггу, — и, если такое продолжится еще год, у меня пропадет всякий интерес оказывать ей материальную или моральную поддержку». Грегг посоветовал Ли сократить долю участия в деятельности Гарварда — как личного, так и финансового[382].

И Ли приняла ряд принципиальных решений. Она предпочла по-прежнему использовать университет для организации своих семинаров по расследованию убийств, но отказаться от какой бы то ни было иной поддержки кафедры. При ее жизни больше не будет никаких пожертвований. И «Этюды на тему необъяснимой смерти» не будут переданы напрямую Гарвардской медицинской школе. Свои намерения она очертила в письме банковскому менеджеру касательно ее налогов за 1950 год. Ли спросила менеджера о законности вычета 3720 долларов из заработной платы, выплаченной ее краснодеревщику Мошеру. «Хотя в 1950 году Гарварду не дарили никаких макетов, для каждого семинара два этюда предоставлялись взаймы, — писала Ли. — Обращаю ваше внимание на этот пункт только потому, что возник вопрос о том, насколько справедлив этот вычет, поскольку макеты больше не будут собственностью Гарварда»[383].

Верный своему слову, Эрл Стенли Гарднер вернулся к судебной медицине в книге 1950 года «Дело о музыкальной корове». В основу романа, посвященного Морицу, легло дело, в котором патологоанатом принимал участие во время стажировки в Шотландии. Вместо Перри Мейсона — к огорчению многих читателей, купивших книгу, — главным героем стал патрульный, который с помощью судебно-медицинской экспертизы снимает подозрения с невиновного и доказывает вину настоящего преступника. Кроме того, Гарднер отдал дань уважения Джорджу Берджессу Маграту: в 1955 году он посвятил ему книгу о Перри Мейсоне «Дело о гламурном привидении».

Ли и кафедра судебной медицины удостоились похвалы в написанной в 1952 году книге «Суд последней инстанции». Одна из глав была посвящена семинару по убийствам в Гарварде. «Капитан Фрэнсис Ли — потрясающая личность, женщина лет семидесяти, пожертвовавшая состояние на основание школы судебной медицины в Гарвардском университете», — написал Гарднер[384].

После фоторепортажа в журнале Life Ли и ее «Этюды на тему необъяснимой смерти» стали героями многочисленных статей в газетах и журналах Saturday Evening Post, Coronet, Yankee, Popular Mechanics и многих других. История богатой пожилой дамы, создававшей кукольные домики со сценами смерти, притягивала как магнит. Ли чувствовала, что писатели вроде Гарднера и издатель Argosy Гарри Стигер использовали ее, чтобы привлечь читателей. Она хотела сосредоточиться на судебной медицине, а не на себе, по крайней мере при жизни.

«Временами мне приходилось сдерживать их рвение, поскольку создавалось впечатление, что они хотят использовать меня как яркую фигуру для своей рекламы. Я чувствую, что сама тема достаточно острая и здесь лучше воздержаться от личных оценок, — сказала Ли своим консультантам. — Но как только я благополучно умру, я уже ничего не cмогу поделать. Тогда пусть используют меня, если это поможет развитию нашего дела. И только если вы сочтете это правильным, а противном случае не впутывайте меня. Пока же я жива, приложу все усилия, чтобы оставаться в тени»[385].

Несмотря на отвращение Ли к публичности, статьи в прессе привлекли к ней лишнее внимание. Люди, узнавшие о миллионерше, увлеченной криминалистикой, засыпали ее письмами. Ей слали мольбы о помощи, просьбы о деньгах и предложения финансовой поддержки от неизвестных ей предприятий. Некоторые рассказывали печальные истории о несправедливости и неразрешимых загадках. Ли отвечала на просьбы о помощи от осужденных убийц, отчаявшихся родственников пропавших без вести, заключенных и душевнобольных, которые присылали ей страницы, исписанные неровным почерком. «В отчаянии я пишу вам это письмо, чтобы вы помогли или посоветовали мне, что делать, чтобы освободиться отсюда, поскольку я не сумасшедший», — писал пациент Государственной психиатрической больницы Мэйвью, утверждавший, что его намеренно заразили сифилисом[386].

«Милая леди, — начиналось письмо, адресованное просто „миссис Фрэнсис Глесснер Ли, Гарвардский университет, Кембридж, штат Массачусетс“. Ли это послание явно проигнорировала. — Меня заинтересовала статья о вас в Sunday Star, и я полагаю, что вы сможете разрешить некую загадку, мучающую меня с тех пор, как я впервые осознал ее в 1897–1898 годах»[387].

Ли предлагали свои услуги судмедэксперты и художники-криминалисты, к ней обращались с самыми разными предложениями. Ассоциация безопасности автомобильного движения пыталась пробудить в ней интерес к своей сфере[388]. Предприниматель из Лонг-Бич рассчитывал на помощь Ли в создании общенациональной базы данных карманников и магазинных воришек — она пригодилась бы владельцам магазинов[389].

Джон Крокер — младший, молодой священник из церкви св. Троицы в Бостоне, написал Ли от имени Чарльза Уоррена, сидевшего в тюрьме Чарльзтауна. «Он прочитал о ваших интересах и работе в области науки о тюрьмах в книге Эрла Стэнли Гарднера „Суд последней инстанции“, — писал Крокер. — Уоррен сам сейчас сочиняет книгу о себе и тюрьме Чарльзтауна. Я еще не читал ни одной части, но он сидит в этой тюрьме дольше других арестованных и очень хочет привлечь к своему делу людей, имеющих реальный вес в обществе»[390].