Шрифт:
Закладка:
— Кто?
— Кто я или кого я хочу видеть?
— И то, и другое.
— Дэй Петти, повидать Тоби Эллиса. — Дэй в честь парня, который мне нравился в Корнуолле, Петти — в честь улицы, по которой я только что прошла.
Если стражник что-то и думает об этом, он оставляет свои мысли при себе.
— Нет тут никакого Тоби Эллиса. — Он машет рукой в сторону, но я делаю вид, что ничего не заметила.
— Ох, а я-то думал, что преступников сюда тащат. Я ничего не знаю про тюрьмы, мне ведь всего пятнадцать.
Стражник молчит.
— Я был с братом в борделе. Ну, со сводным братом. Отец верностью не отличался, так что у меня их много. Братьев, конечно, не отцов. — Слуги в Ланхерне всегда любили мои истории. Может быть, и этому стражнику с каменным лицом понравится одна из них. — Так или иначе, он с девками запутался.
Стражник молчит, но губы у него дергаются в улыбке. Я понимаю, что зацепила его.
— Они решили нарядить меня дофином, потому я на него похож. Но видел бы ты, как они брата разодели! А потом стали скандалить из-за денег, а у брата денег не хватило. — Я достаю кошелек Тоби. — Я сходил домой и принес, сколько нужно. Может, ты меня к нему пустишь, я отдам ему деньги, он заплатит девкам, и мы спокойно уйдем.
— Я тебе говорю, нет здесь твоего брата. Сюда воров не сажают. И простых людей тоже. Тебе в Брайдуэлл или во Флит. Здесь только предатели, убийцы, католики и благородные.
— Так я про что! Брат-то мой из благородных, ирландец.
Стражник щурит усталые глаза.
— Ты бы помалкивал об этом. Иди там подожди. Он указывает на причал, где над рекой стоят кучей пушки. — Спрячься. Если твоего брата привезут сюда, то через Ворота предателей. Да только тогда денег в твоем кошельке никак не хватит, чтобы вытащить его отсюда.
Я делаю, как мне сказано. Прячусь между пушками, сжимаюсь в комок, прижимая колени к груди, чтобы меня не увидели. Передо мной течет бесконечная река, черная, тихая и пустая.
Я молюсь всем святым, которых знаю, чтобы Тоби сюда не привозили. Чтобы он сумел сбежать от стражи, нанять лодку и уйти. Чтобы он уже плыл в сторону Вапинга, очаровал там эту Мариэтту своими синими глазами и решительным голосом, и она выправила ему все документы и посадила на корабль. Может, он уже стоит на берегу, высматривая меня, как я сейчас высматриваю его. Наверное, он злится, потому что я не исполнила его тщательно продуманный план.
Но я все равно жду.
Тоби
Собор Святого Павла, Лондон
7 января 1602 года
Две минуты после полуночи
Это не обычный допрос.
Ни оков, ни темной камеры, ни угроз — во всяком случае, нет речи о цепях и колоде для порки или о других неприятных вещах. Зато здесь присутствует Ричард Бэнкрофт, епископ Лондонский (а также доктор богословия, бакалавр богословия, магистр искусств и бакалавр искусств, все степени получены в Кембридже, и он считает это важным). Хотя, пожалуй, он как раз обещает грядущие неприятности, а больше ничего и не делает.
Допрос происходит в часовне крипты под собором Святого Павла. Стены здесь холодные, а свет тусклый, могильный. Нетрудно понять, почему было избрано именно это место. Оно напоминает об инквизиции, о еретиках, которых приводили сюда, потом, играя словами, обманом вырывали у них признание, а после уводили в камеру и наконец вешали за измену. Здесь нет ни стражи, ни придворных, ни случайных людей, нет глаз, ушей и ртов, которые могли бы увидеть, услышать и рассказать о том, что тут произойдет.
Этому не должно быть свидетелей.
Роберт Сесил (первый секретарь королевы Елизаветы I, если официально; глава шпионов, если нет. См. также: первый граф Солсбери, кавалер ордена Подвязки, лорд-хранитель Малой печати, лорд-казначей, государственный секретарь. Для него это тоже важно) торжественно раскладывает перед собой книгу — толстую, в кожаном переплете, видевшую много лжи и предательства. На этот раз почти вся ложь моя.
Чего мы уже успели коснуться: моего имени (Тобиас Эллис — для них, герцог Орсино — для него), моего рода занятий (исследователь и шифровальщик — для них, лжец — для него), моей репутации (запятнанной — для всех).
Что осталось неизвестным: все остальное.
— Кто он?
— Это зависит от того, — отвечаю я, — кого вы имеете в виду.
Высокомерие Сесила — лишь маска.
— Есть тот, кто лежал на сцене с твоим ножом в спине, тот, кого ты назвал убийцей, и тот, который сбежал. С кого из них ты предпочтешь начать, Тобиас?
Это не имеет значения. С кого ни начни, этого хватит, чтобы меня прикончить.
— Давай начнем с того, который скрылся, — решает Сесил за меня. — Как, ты сказал, его зовут?
— Я не говорил.
Министры обмениваются взглядами. Грань между незнанием и дерзостью, которой я стараюсь держаться, становится все тоньше.
— Его называли Кристофером Альбаном. Или Китом.
— Кит, — повторяет Эгертон (Томас Эгертон, лорд-канцлер, бакалавр Оксфорда, старейшина Линкольнс-Инн, начальник судебного архива, лорд-хранитель Большой печати. Взгляду него острый, язык еще острее, и он совсем не дурак). — Интересное совпадение. Что еще?
— Он приехал из глубинки… — Я обхожу приманку и осторожно продолжаю свой рассказ, — из Плимута. Он молод и неопытен. — Я хочу проглотить эти слова, оставить их при себе. Но я не могу ничего им не сказать, если должен говорить хоть что-то.
— И как же он настолько преуспел, если молод и неопытен? На сцене в главной роли, рядом с людьми лорда-гофмейстера, перед королевой — и с ножом в руках? С чертовым ножом!
Власть Сесила так велика, что его богохульство не злит епископа, который не отрывает от меня взгляда с того мгновения, как я вошел в часовню.
— Таков был план, — отвечаю я. — Позволить ему зайти как можно дальше. Не мог же я поймать неудавшегося убийцу, если не было даже попытки убийства.
— Но неудавшийся убийца сбежал, а ты оказался здесь вместо него. — Темный тяжелый взгляд как будто придавливает меня к стулу.
Надо мной, за собором, лежит Лондон. Огромный город, расползающийся во все стороны, оживающий после празднования Двенадцатой ночи. Ряженые, музыка, горячее вино и праздничные пироги, липкие от рома, сахара и масла. Один такой сунули мне в ладонь, сопроводив мрачным взглядом и сладким шепотом:
«Попадется гвоздика — выходит, ты злодей. Попадется коринка — дурак. А если лоскуток — то завидный жених. Ну и кто же ты?»
— А второй парень с ножом? Которого убили, — спрашивает Эгертон. — Он в твоих отчетах не упомянут, ни в первом, ни во втором. Ты вообще о нем никогда не говорил. Почему?
— Он появился неожиданно.
— Твоя работа — не допускать неожиданностей, — говорит Сесил. — Я плачу тебе и защищаю тебя за это.
