— Не расстраивайтесь, мне самому потребовалось больше трех лет, чтобы разобрать их жаргон, — сказал брат Сержиан.

Потом он рассказал о себе, об откровении, которое побудило его посвятить свою жизнь служению Крейцу, о своем обучении в школе священной пропаганды Дуптината, где он знался с Фрасистом Богхом, нынешним муффием церкви Крейца, о своем назначении на Жетаблан, один из спутников Сиракузы, о своей нескончаемой борьбе против туристических компаний, которые устраивали приватные сафари для придворных грандов Венисии.

— А вы знаете, кто в них дичь? Они… — широким взмахом руки он указал на вождя и двух старейшин. — Мне говорили, что то же самое и на планете Франзия, в кластере Неороп: они охотятся там на диколесов просто ради удовольствия повесить бальзамированные головы на стены гостиной! Но что же удивительного в этом полном пренебрежении к жизни? Разве не сверху подают пример? Старейшины рассказали мне, что пятьдесят лет назад коннетабль Паминкс вывез значительное количество человекозверей, чтобы использовать как подопытных кроликов в экспериментах по ментальной казни. Да сжалится над нами Крейц, в каком мире мы живем? Я неплохо знал Фрасиста Богха и не думаю, что его восхождение на трон муффия пошло на пользу дела.

— Фрасист Богх? Губернатор Ут-Гена?

— Бывший губернатор. Вы с ним знакомы?

— Лично — нет…

— Меня беспокоит его избрание на пост верховного понтифика: он уже в ШСП Дуптината выказывал ужасающую нетерпимость.

— Люди могут меняться, — сказал Жек, отодвигая свою деревянную тарелку.

Его начинало подташнивать от кисло-сладкого соуса, пропитавшего куски овощей и мяса. Он машинально сунул руку в карман куртки и нащупал, помимо коробки со шприцами, маленькую сферу криокода. Это прикосновение вдруг вернуло его к реальности. Он потратил на этот обед и откровения брата Сержиана уже слишком много времени. Теперь ему следовало возвращаться на Сиракузу, чтобы оживить Шари, пока не стало слишком поздно, и пристальное наблюдение, под которым будет находиться махди, точно не облегчит ему задачи.

— Фрасист Богх, во всяком случае, не изменился! — заявил миссионер. — Он отметил начало своего понтификата геноцидом жерзалемских жителей и умножением числа огненных крестов. А ведь Крейц пришел проповедовать любовь к ближнему…

— Любить ближнего — значит вернуть его на путь его истоков, его независимости, его свободы…

Жек сам не понимал, почему он такое произнес; возможно, просто выразил подсказку антры, что уже вибрировала в безмолвии его души.

— Вы слишком юны, чтобы философствовать в подобном ключе. Если бы вы мне теперь объяснили, как…

Звук жизни поглотил голос миссионера, шелест кожаной одежды человекозверей — слуг и гостей, негромкое чавканье, с которым они пережевывали пищу, шепот ветра, шелест листвы, далекие крики детей… Прямо перед тем, как исчезнуть в устье синего света, Жек попытался представить Шари, но, как ни странно, ему не удалось воссоздать лица человека, который больше трех лет составлял всю его компанию.

Он материализовался в комнате, освещенной притушенными плавающими шарами; обстановка парадоксально сочетала броскую роскошь со сдержанностью. Сначала он увидел большой балдахин из опталия, затем тело, лежащее на повисшей в воздухе кровати, и, наконец, силуэты двоих мужчин и женщины, расположившихся в ряд у банкетки. Было непохоже, чтобы их — в отличие от человекозверей Жетаблана — поразило прибытие Жека. Они разглядывали его безразлично и немного надменно, как могли бы разглядывать насекомое. Их необычайно утонченные черты, деланая бледность лица, искусно уложенные вокруг водяных корон локоны, роскошные ткани, пошедшие на их облеганы и накидки, — все указывало на аристократическое происхождение. Однако рост, явно ниже обычного, и горящее в их глазах темное пламя заставляли их выглядеть загадочно, интригующе.

— Так это тот мальчик, о котором вы говорили, — сказала женщина, обращаясь к третьему мужчине, которого Жек не сразу заметил.

Этот человек, одетый в полицейскую униформу, напротив, не смог скрыть своего удивления. Приоткрыв рот и вылупив глаза, он смотрел на Жека с таким выражением, будто столкнулся с призраком из крейцианской преисподней.

— Ну-ну, капитан, разве вас не учили контролировать свои эмоции? — продолжала женщина.

— Прошу прощения, дама моя, я еще не свыкся с этаким колдовством.

— Не надо видеть колдовства там, где всего лишь — наука, приложение малоизвестных физических законов. Вы еще не ответили на мой вопрос.

От этой женщины неопределенного возраста, такой хрупкой на вид, остро веяло властностью. Она немедленно воскресила в памяти Жека образ Йемы-Та, главы сети контрабандистов Неа-Марсиля.

— Я находился далеко, и темно было, но думаю, что это он, — подтвердил капитан. — В любом случае, в окрестностях Венисии неоткуда взяться целому легиону людей, которые появлялись бы и исчезали по собственному желанию.

Жек подошел к кровати и уставился на Шари, который, казалось, мирно спал, если бы не необычно зеленоватый оттенок его кожи.

— Вы уверены, что не оставили после себя свидетелей, капитан? — спросила женщина.

— Уверен. Я заставил своих людей замолчать навсегда. Я лишь надеюсь, что рассказанное вами — не выдумки, дама и сьеры де Марс.

— Вы о чем?

— Микростазия… Неужели она защищает разум от ментальной инквизиции?

— Вы сомневаетесь в наших способностях, капитан? Наша семья — эксперты в искусстве химического стимулирования со стажем более пятнадцати поколений.

Она подошла к офицеру и, хотя и была на пару голов ниже, надменно его оглядела.

— Не глупите, капитан. Если бы наши микростазы не были эффективны, нас бы самих давно приговорили к медленному огненному кресту…

— Справедливо. Что вы намерены делать со своими двумя протеже?

— Мы проинформируем вас о своем решении, когда придет время.

Капитан кивнул и удалился. Жек познакомился с Мией-Ит, Гюнтри и Зерни де Марсами, потомками старейшего и известнейшего в Венисии сиракузянского семейства; он вновь подумал о связи между франзийской изгнанницей, Йемой-Та, тоже из Марсов, и своими сиракузянскими собеседниками. Они уже ввели химикаты реанимации в тело Шари, но вместо того, чтобы постепенно восстанавливать метаболизм, махди стабилизировался в каталептическом состоянии. Тревожность ситуации усиливалась тем, что повторная инъекция неизбежно вызвала бы передозировку и необратимое прекращение жизненно важных функций.

У них не оставалось иного выбора, как только ждать. Обеспокоенный Жек рассеянно выслушал путаные объяснения Марсов: он вроде бы понял, что они предлагают какой-то союз, чтобы свергнуть императора и устранить сенешаля Гаркота, а затем они образуют коалиционное правительство, в котором Марсы вполне естественно возьмут командование на себя. Однако Жек не понимал, какая роль в этой организации отводится воителям безмолвия.