— Заходи, заходи, Павел, — озабоченно пригласил он меня. — С рекомендацией что-то напортачили?

— Нет, нет, Виктор Павлович. Там всё нормально, уже заявление написал и в партком отдал… У меня, можно сказать, личная проблема.

И я ему, как на духу, выложил всё как есть. И что сам дал маху, но дело уже завертелось, городская прокуратура Святославля землю с восторгом роет… А что делать дальше, одному чёрту понятно…

— Паш, сейчас сложилась очень сложная обстановка… Рад бы помочь, но…

Он развёл руками с таким расстроенным видом и говорил таким тоном, что я сразу понял, что зря на него рассчитывал. Тут же вспомнилось, что он отказался нам помогать и с излишками швейной фабрики… Что происходит, вообще? Захаров же — это наш козырь!

— Я понял, Виктор Павлович. Извините за беспокойство. Попробую ещё что-то предпринять.

— Правильно, Паш. Толку больше будет, поверь мне, — догадался он, кого я имел в виду.

Мы попрощались и я вышел от него крайне озадаченный. Что происходит у Захарова?.. Надо сегодня к Сатчану заехать, может, он что-то знает? Его проблемы — это и наши проблемы тоже…

Но сперва, раз выхода у меня всё равно другого нет, решил сразу идти к Межуеву и попробовать его дождаться. Надо сначала одно дело закончить, потом за другое хвататься.

Помощница Межуева Таисия Григорьевна сказала мне, что он на совещании, а потом пойдёт на обед. Так что раньше двух часов здесь не появится. Подумал, что нет смысла в приёмной столько часов глаза мозолить, сказал, что приеду к двум, а сам отправился в Пролетарский райком.

Предупредил Сатчана из автомата у метро, что еду к нему, и он предложил вместе пообедать. Пришлось его немного подождать, но зато мы спокойно посидели в кафе. Высказывать ему напрямую свою озабоченность по поводу Захарова не стал. Доложил, что Носик выдал мне пять матрасов. Попросил заказать при случае Ригалёву ещё десять килограммов рыбы. Поинтересовался, как там обстоят дела с письмами «трудящихся» в Управление швейных изделий, Мосгорисполком и в Московский горком партии. Сатчан поделился, что письма со второго предприятия уже ушли.

— Нам всё равно надо будет, чтобы кто-то Моссовет пнул, — заметил я. — А он, в свою очередь, пнул Управление швейных изделий.

— Ну, пнёт Захаров, — уверенно ответил Сатчан. — Чего ты переживаешь?

— Но он же отказался с самого начала этим вопросом заниматься. Почему мы письмами этими, вообще, занялись, помнишь?

— Ну, отказался, видимо, прямые указания раздавать, — задумчиво проговорил он. — А тут же он не от себя будет действовать… У него же будут письма трудящихся на руках.

— Как бы это заранее узнать, будет от него помощь вообще, или нет? — состроив невинное лицо, спросил я. — А то, может, нам надо ещё какие-то меры предпринять, пока время есть? Кто-то с ним, вообще, обсуждал эту нашу затею?

— Нет, наверное, но я уточню. В конце концов, Бортко с ним встречается регулярно, попрошу провентилировать этот вопрос.

Больше возвращаться к этой теме не стал. Пищу для размышления им всем дал, пусть сами подумают, может, ещё что вспомнят, о чём я не знаю. Надеюсь, Сатчан со мной поделится, если у Захарова какие-то реальные проблемы окажутся… Ладно, а я поеду к Межуеву. Поможет он мне или нет со Святославлем?

Глава 21

* * *

Лубянка. Шестое управление КГБ.

Только услышав фамилию Ивлева, генерал-майор Голик сразу вспомнил, как ехал с ним в одном лифте в высотке на Котельнической набережной после лекции, как переволновался тогда из-за того, что гражданский лектор, несмотря на маску, выявил его и целенаправленно с непонятной целью преследует… И как зампред Вавилов его потом к себе вызывал и просил не дергаться по поводу Ивлева, сказав, что его Межуев из КПК опекает и если парень и оказался в высотке на Котельнической, то этому, наверняка, есть причина, но КГБ выяснять её не будет… И тут Вавилов опять накинулся на него из-за этого парня.

— Фёдор Анатольевич, вы мне можете объяснить, какого лешего ваш полковник Марковец вербует внештатного сотрудника? — не скрывая своего раздражения, спрашивал он. — Помнится, у нас с вами уже был разговор по поводу Павла Ивлева… Неужели я тогда недостаточно все понятно объяснил?

— Так точно, — ответил генерал Голик, не представляя себе, о чём идёт речь. — Я немедленно разберусь, Николай Алексеевич, этого больше не повторится.

— Уж будьте так любезны, Фёдор Анатольевич, — рыкнул Вавилов. — И второй вопрос в развитие — почему это было сделано так топорно? Почему уже при первой встрече ему угрожали, пытались силком запихнуть в наши агенты? Это же непрофессионально! Вы же знаете даже, кому именно этот юноша мог бы пожаловаться на такое грубое поведение, не будь он уже с нами! И что потом бы творилось, когда КПК прислала бы к нам проверку! Эти люди не удовлетворились бы головой какого-то проштрафившегося полковника, чтобы они успокоились, пришлось бы им отдать на растерзание какого-нибудь генерала. Почему бы и не вас?

— Разберусь, Николай Алексеевич! К сожалению, сейчас не располагаю всей информацией!

Закончив разговор, генерал Голик вытер проступивший пот со лба и вызвал к себе полковника Марковца. Пока ждал его, налил себе воды в стакан и подумал, что от этого Ивлева одни неприятности. А с другой стороны… Зачем полковник так подставил своего начальника?

— Вызывали, Фёдор Анатольевич? — вошёл к нему в кабинет полковник Марковец.

— Владимир Игоревич, вербовка Ивлева ваша затея? — едва сдерживаясь, спросил генерал.

— Да, — напряжённо вглядываясь командиру в глаза, ответил полковник, сразу заподозривший неладное. Откуда генерал уже знает об этом? — Поступил сигнал об особо одарённом студенте МГУ. Второй курс, а уже печатается в «Труде», выступает на радио. Решил, что надо взять его на карандаш… Такие сотрудники нам не помешают.

— Его и без нас с вами давным-давно уже взяли на карандаш. И не только в Комитете!

— В каком смысле? — обескураженно спросил Марковец.

— В прямом, Владимир Игоревич! Вы кого вербовать вздумали? Кто нам в прошлый вторник лекцию про полиграф читал?

— Он, что ли? — ошарашенно спросил полковник. — Ё-моё…

— Вот вам и ё-моё!