Обняв его за талию, она повела Нежельского к выходу. Антон зло посмотрел им вслед.

— Мы с тобой еще поговорим, мерзкий старикашка, — процедил он сквозь зубы. — Да и с тобой — тоже.

62

Мазуревичуте довела Нежельского до его номера, достала из его кармана пиджака ключи и открыла дверь. Затем аккуратно положила мужчину на кровать. Нежельский не сопротивлялся, только все время что-то неясно бормотал. Она разбирала только отдельные слова, к ее удивлению несколько раз он повторил имя «Феликс».

Мазуревичуте хотела уже уйти, но ее остановил Нежельский.

— Рута, очень прошу, не уходите, не оставляйте меня одного.

Мазуревичуте присела на стул.

— Я не уйду, посижу с вами, Иван Михайлович.

Нежельский заплакал. Это было так неожиданно, что в первые секунды она не поверила своим глазам. Они были знакомы много лет, но ничего подобного Мазуревичуте еще не видела.

— Что с вами, Иван Михайлович? — встревожилась она. — Вам плохо? Позвать Марию Анатольевну?

Нежельский решительно замотал головой.

— Рута, вы меня презираете?

— Почему я вас должна презирать?

— А я себя презираю.

— Это в вас говорит алкоголь, Иван Михайлович.

— Да, алкоголь, — согласился Нежельский. — Только он говорит правду.

— Вы сейчас не в том состоянии, когда можете определять, что правда, а что нет. Вам надо отдохнуть, поспать до обеда. Потом вкусно и плотно поесть — и все будет выглядеть в другом свете.

— О чем вы говорите, Рута, о каком обеде. Я только что решил… — Он замолчал.

— Что вы решили, Иван Михайлович? — не без тревоги спросила Мазуревичуте.

Некоторое время он угрюмо молчал.

— Раз я не смог достойно прожить жизнь, я должен достойно из нее уйти. Разве я не прав? — посмотрел он на нее.

— Вы прожили и до сих пор живете достойной жизнью. А слабости и грехи есть у всех. Это не причина для таких выводов.

— Не надо меня утешать. Феликс прав, я совершил главное в жизни предательство — предательство самого себя. Его нельзя простить.

— Вы преувеличиваете, Иван Михайлович. Возможно, и были кое-какие отступления и слабости, но вы сейчас чересчур критично настроены к самому себе. А себя в первую очередь надо любить.

— Мне не за что себя любить, — мрачно возразил Нежельский. — Все люди чрезмерно снисходительны к самим себе. Но когда говоришь с Феликсом, от этого снисхождения остается одни ошметки. Я бы очень хотел еще выпить. Прошу вас, Рута, принесите водку.

Мазуревичуте отрицательно покачала головой.

— С вас достаточно. Я не врач, но понимаю, как вредно вам пить. Да еще в таких количествах.

Нежельский бросил на Мазуревичуте взгляд, которым он еще ни разу не смотрел на нее.

— Вы совершаете, Рута, роковую ошибку. Если я буду трезвым, то шанс, что совершу что-то ужасное, только вырастает. Ну, как, пойдете?

— Я лучше скажу за Каманиным. Это полезней. — Она встала.

— Сядьте, очень прошу, сядьте, — взмолился Нежельский. — Феликс — человек, которого я меньше всего хочу сейчас видеть. Мне нечего ему сказать, я полностью опустошен.

— Я вам не верю, Иван Михайлович. И все, кто вас знает, никогда в это не поверят.

— Вы думаете, меня кто-нибудь знает, — усмехнулся Нежельский. — Это все обман. Обманывал других, обманывал себя. Даже вас обманывал. А хотите, признаюсь? Я вас давно люблю. Лучше женщины в своей жизни я не встречал.

Мазуревичуте испытала некоторое смущение. Не то, что его признание было для нее неожиданным, но оно прозвучала в крайне неподходящий момент. Ему сейчас нужно думать совсем о другом.

— Я очень тронута, Иван Михайлович, вашими словами, — сказала Мазуревичуте. — Но вы всегда сильно преувеличивали мои достоинства. Я самая обычная женщина.

— Нет, это не так, — вдруг как-то не очень разборчиво проговорил Нежельский.

Она внимательно посмотрела на него и обнаружила, что он засыпает. Это свое действие оказывала принятая большая доля алкоголя. Еще через минуту он громко засопел.

Несколько минут она молча продолжала сидеть, желая убедиться, что Нежельский крепко спит и в ближайшее время не проснется. Затем встала и, стараясь не шуметь, вышла из номера.

63

Выйдя из номера, Мазуревичуте остановилась и задумалась. Как поведет себя Нежельский, когда проснется и окончательно протрезвеет? Это непредсказуемо. Его психологическое состояние внушало ей сильное беспокойство. Можно пренебрежительно отнестись к его намекам о желание покончить жизнь самоубийством. Ну а вдруг он, в самом деле, решится на такой поступок.

Мазуревичуте вспомнила некоторые его поступки уже из далекого прошлого, когда он безумно был в нее влюблен, несмотря на ее роман с Каманиным. Спокойный, рассудительный и даже трусливый Нежельский оказался способным на весьма экстравагантные действия. Однажды он почти до утра простоял возле ее подъезда, ожидая, когда она вернется домой. А они в ту ночь гуляли с Каманиным; ведь то были времена самой горячей их любви. Они могли проводить вместе целые сутки и нисколько не надоедали друг другу.

Когда она часов в шесть утра подошла к своему подъезду, то с изумлением обнаружила дежурившего возле него Нежельского. Он подошел к ней, не требуя объяснений, с кем она провела всю ночь. Впрочем, он прекрасно это знал. Ей тогда стало его очень жалко, она знала, как бывает больно от неразделенной любви. Пару лет назад она сама пережила это состояние и прекрасно помнила, какие ее одолевали мучения.

Но в ту минуту она ничем не могла ему помочь, она была счастливой до самой последней своей клетки, а он столь же несчастен, а потому им невозможно было найти точки соприкосновения. Она просто проскользнула мимо него. Уже находясь в квартире, которую снимала в ту пору, посмотрела в окно. Нежельского уже не было, и она почувствовала облегчение. Ощущать, что он находится рядом, было неприятно.

Она помнила, что после этого эпизода он исчез на пару недель, хотя у Каманина были с ним срочные дела. Но найти его не удавалось, они даже