что разочарование смешивается с раздражением, он перевел взгляд на Флинн и приказал:

– Рассказывайте, как он работает.

– Я не маг и не жрец, чтобы знать, как он работает. Когда я надеваю его на палец, становлюсь мужчиной, когда снимаю – снова превращаюсь в женщину, – Флинн пожала плечами, а потом криво усмехнулась. – Давайте я лучше расскажу вам что-то другое, у меня много интересных историй. Что хотите узнать? Может быть, тебе, королевский пес, интересно, как я проводил время с твоей девицей?

Анкер оценил попытку вывести его из себя и перевести тему, но не стал поддаваться на такую примитивную провокацию.

– Я хочу услышать, как его активировали в первый раз. Что было в день твоего совершеннолетия. Во всех подробностях.

Флинн злобно зыркнула на него, но магия Кресла не могла ей дать ни смолчать, ни соврать.

– В день моего совершеннолетия отец вручил мне перстень и достал кинжал. Им он разрезал нам ладони, а потом искупал в этой крови кольцо и надел мне на палец. После этого я действительно стал мужчиной, не только внешне, но и физически. И уже больше никогда не расставался с кольцом.

– А вам известно, где отцу удалось раздобыть этот артефакт? Или это старая семейная реликвия? – уточнил Анкер.

Флинн только развела руками.

– Этого я не знаю, отец уходил от расспросов на эту тему. Я первое время проявлял настойчивость, а потом махнул рукой. Какая разница, откуда эта вещь, если она работает. Боялся потерять, знал, что другого такого перстня найти не смогу, но не допытывался, видя, как мои вопросы злят отца. А он постепенно, но явно сдавал, старел будто с утроенной скоростью. Думаю, так и не смог оправиться после несчастного случая. А через год за ним на ту сторону ушла и мать, и в мире не осталось людей, посвященных в мою тайну.

– Чего же вам не сиделось спокойно? Насколько я понимаю, старые слуги расстались из-за чужой тайны с жизнью, но это преступление на совести ваших родителей. Вы тогда были слишком малы, чтобы нести какую-то ответственность. И сейчас могли бы спокойно жить, беспокоясь только о делах в своих владениях. Но почему-то начали тайно устраивать людские торги.

– Какой-то ты недогадливый, королевский пес. А еще охотишься за чужими головами. Мог бы уже знать, что все в мире преступления совершаются только по одной причине – жадность. Кто-то жаден до чужой любви, кто-то до земель, а мне нужны были – банально – деньги. К сожалению, со смертью отца я обнаружил, что мы находимся на грани разорения. И снова замаячила перспектива, что бургграфские владения перейдут к королю. О нет, я не мог этого допустить, учитывая то, что моя семья уже сделала все возможное и невозможное, чтобы этого избежать. Поэтому начал заводить знакомства и искать способы, как исправить положение…

– А вот на знакомствах остановимся поподробнее, – перебил Анкер, и на этот раз усмешка заиграла на его губах.

Глава 21

Встреча с прошлым

Вчерашний день закончился сумбурно. Вскоре после нашего разговора с королем пришел лекарь, осмотрел Анкера, дал ему какие-то снадобья и велел помощникам унести его. После врач переключился на меня, попросил закатить глаза, высунуть язык и надуть зачем-то щеки, а потом с помощью странной длинной трубки послушал дыхание и проверил пульс. Результаты его, судя по всему, удовлетворили, потому что он не стал пичкать меня порошками, как Анкера, только дал выпить горькую микстуру с травянистым привкусом и велел отдыхать. Я растерялась, но король, который до этого слушал донесения прибывших из портала, будто имел вторую пару ушей и глаз. Потому что он отреагировал быстрее, чем я успела что-то сказать, и велел кому-то из стражников отвести меня в гостевые покои. Так я снова оказалась в незнакомой роскошной спальне. Но на этот раз шелковое белье не казалось мне ледяным. По сравнению с поместьем бургграфа, в королевском дворце я чувствовала себя в гораздо большей безопасности. И легко уснула в широкой кровати, спрятавшись от всего мира за плотной тканью балдахина.

Утром меня осторожно разбудила румяная служанка. Она принесла серебряный поднос со средствами для умывания. Приводя себя в порядок, я попыталась расспросить ее о событиях прошлой ночи, но она не смогла ответить ни на один из моих вопросов. Только сказала, что после завтрака мне следует пойти в малый зал для беседы с королем и еще какими-то господами. В груди что-то дернулось в надежде, что меня ждет встреча с родичами. И я наконец узнаю, был ли крик Гаркона на самом деле, – или это всего лишь моя больная фантазия.

Пальцы дрожали, когда я пыталась надеть платье, но служанка ласково перехватила ткань из рук, ловко помогла мне облачиться и затянула шнуровку сзади. Закончив с нарядом, довольно красивым, но скромным и удобным, она хотела взяться за мои волосы, но я попросила не тратить на это много времени, а просто заплести косу. Скоро прическа была готова. Поймав пальцами пару непокорных прядей, я завела их за ухо, и еще раз посмотрела на себя в зеркало.

Мое отражение не могло похвастаться красотой. Обычная бледность стала еще сильнее, под глазами, несмотря на крепкий сон, залегли темные круги. Утешало только то, что на осунувшемся лице глаза казались еще больше. Впрочем, меня волновала сейчас вовсе не собственная красота, только при служанке я не хотела снимать нижнее платье, чтобы разглядеть, что под ним, и поэтому мучилась незнанием.

Вчера перед сном я сходила помыться в маленькую ванную в соседней комнате и обнаружила, что кожа на спине потрескалась, местами до крови. Еще тогда это сильно напугало меня, но я не стала никого звать, чувствуя себя слишком усталой и не уверенной в том, что людское лечение может чем-то помочь. Сейчас я мучилась незнанием: хотелось бы увидеть, не стало ли моей спине хуже. Я уже даже была не прочь показаться лекарю, но не хотела терять времени. Если мне предстоит встреча с родичами, то скорее помогут они, чем королевские целители. Поэтому я спешила.

По коридору помчалась так, что сперва обогнала провожающего меня охранника. Он недоуменно вскинул брови, но тоже ускорил шаг, и в результате мы неслись по коридорам так быстро, что, казалось, еще немного, и сорвемся на бег. Но стоило мне переступить порог малого зала, как его вид заставил меня замедлить шаг и задержать дыхание. Свет, лившийся из широких окон, блестел на серебряных стенах,