— Вот здесь, — шепчет Эстелла, указывая на случайную дверь, которую я бы никогда не выбрала из этой кучи.

Мы вваливаемся в какую — то мастерскую. Там полки с книгами, ряды банок со всем, от измельченных трав до неразличимых предметов, плавающих в жидкости. В центре комнаты возвышается большой рабочий стол, заваленный рукописными заметками и книгами, оставленными открытыми или выброшенными. Мой взгляд зацепляется за названия книг на полке рядом со мной. Такие вещи, как: Славная история Богов, Самые Недооцененные Младшие Боги Олимпа и Полное собрание поэтических произведений Долоса. На нескольких корешках книг изображен тот же символ, который теперь выгравирован у меня на груди.

На другой стороне комнаты — раздвижные стеклянные двери. Эстелла спешит через комнату, но меня останавливает изображение в одной из книг. Это нарисованное от руки ожерелье с огромным камнем. Что все это значит?

Я просматриваю заметки, разбросанные по столу, и замечаю ссылки на Геракла и испытания. Это то место, где Натаниэль готовит наши испытания? На одном листе бумаги слово «камень души» подчеркнуто три раза.

Камень души.

Мой взгляд возвращается к рисунку. Так вот что это такое? Я никогда не слышала о нем, пока Эстелла не упомянула о нем на днях. Затем Посейдон поэтично поведал о его магической силе и о том, как он хотел бы использовать его, чтобы поработить меня.

— Рен, пошли, — говорит Ларк, ожидая у двери.

Когда Эстелла открывает дверь, внутрь врывается порыв влажного воздуха. Через несколько секунд земля сотрясается от раската грома, такого громкого, что я чувствую его до костей. Вот дерьмо. Это Зевс или просто обычная летняя гроза?

Дверь выходит в большой сад. Не тот, где можно посидеть и попить чаю, а тот, где полно фруктов и овощей. У Натаниэля здесь практически свой участок. Деревья увешаны фруктами. Невозможно, чтобы все это могли съесть в одном доме. Гниющие яблоки на земле подтверждают это.

Между двумя яблонями стоят Грима и двое других жрецов. Не уверена, что злит меня больше. Выброшенная еда в городе, которому она отчаянно могла бы пригодиться, или самодовольное лицо Гримы. Это не простой выбор.

— Что это? — Грима хихикает. Вспышка молнии освещает небо, бросая бледность на его лицо и делая его похожим на труп.

— Три маленькие девочки, которые думали, что смогут убежать от Верховного жреца. Ему будет так весело наказывать вас. Может быть, он позволит мне ассистировать. — Грима облизывает губы.

Сказать, что я испытываю отвращение, — это ничего не сказать. Небо грохочет, а затем трещит, дождь льет сплошной пеленой. У нас нет времени возиться с Гримой и его дружками. С каждой секундой, пока мы остаемся здесь, у Богов остается все больше времени для появления. Схватка со жрецами вполне выполнима. Борьба с Зевсом, Герой, Афродитой и Посейдоном — это совершенно другая история. Возможно, если бы у меня была хоть какая — то идея, как усыпить Богов, я бы осталась и сражалась, но я не знаю.

— У меня нет на тебя времени. Позволь нам уйти, и я не уничтожу тебя. — Никто не сможет сказать, что я не давала им всем возможности сбежать.

Грима смеется, и жрецы позади него присоединяются.

— Вы двое можете разобраться с подтанцовкой? Мне нужно обменяться парой слов с Гримой, прежде чем я разберусь с ними.

— Ты думаешь, что сможешь победить меня, сука? Только потому, что ты была чемпионом? — Грима смотрит на других жрецов, как бы говоря: «Ребята, вы можете в это поверить?» Я не знаю, откуда у этого человека берется уверенность. Однажды я уже надрала ему задницу.

Улыбка расползается по его лицу. — За исключением того, что ты потерпела неудачу. Ты выбыла из Игр. Теперь ты просто еще один жалкий червяк, которого Натаниэль подобрал.

— Исходя из личного опыта по поводу червяка? — Я не даю ему времени ответить. Я бросаюсь на него. Ларк и Эстелла идут прямо за мной. Не думаю, что Эстелла обучена драться. Она берет в саду большую тыкву и размахивает ею, как битой. Тогда ладно. Я не собираюсь беспокоиться о ней до тех пор, пока не возникнет необходимость.

Моя главная цель — добраться до Гримы. Я бью его кулаком по щеке отчего его голова запрокидывается назад. Он отшатывается и рычит на меня. Но дело было сделано.

Я наконец — то позволяю своим крыльям вырваться на свободу и со стоном откидываю голову назад. Чертовски приятно распускать их, словно разглаживая упрямый излом в спине.

Вода стекает по моим черным перьям, делая их гладкими и блестящими. Благодаря им я чувствую себя сильной и красивой. Может быть, это потому, что они напоминают мне о моей бабушке. Я видела ее крылья всего несколько раз, но они всегда приводили меня в благоговейный трепет.

Грима спотыкается и падает на задницу с открытым ртом. Его руки перепачканы грязью, а одежда быстро покрывается грязной водой, когда он отползает от меня.

— Сейчас, сейчас, маленький червяк. Я думала, меня накажут?

— Ф…Ф…Фурия, — шипит Грима.

Позади меня звучит саундтрек из кряхтенья и шлепков, но передо мной очень плохой человек.

— Вот что, Грима, я чувствую вкус твоих деяний. — Мой голос звенит от силы. Грима дрожит у моих ног. — Я знаю, как тебе нравится причинять боль другим. Как ты радуешься боли и страданиям. Каждый твой вздох разит твоими прошлыми грехами.

— Я остановлюсь. Я сделаю все, что ты захочешь. — Грима шлепает по грязи, поскальзываясь и продолжая пытаться убежать от меня.

— Ложь. — В этой форме, когда моя Фурия высвобождена, его ложь — пепел на моем языке. Для Гримы нет искупления. — Тебя судили. Тебя признали недостойным.

Мне больше ничего не нужно делать. Я уже прикоснулась к Гриме. Наказание уже начинает действовать. Он будет заново переживать каждое из своих ужасных действий, как если бы он был жертвой.

Крик Гримы вырывается из него одновременно с раскатами грома в небе. Он корчится на земле, царапает свое лицо, дергает себя за волосы, как будто это поможет выкинуть образы из головы.

Я оставляю его там сходить с ума от его собственных проступков.

Ларк и Эстелла стоят над двумя другими жрецами, оба уставились на меня. Я подхожу к поверженным мужчинам, присаживаюсь на корточки и прикасаюсь к их щекам. Они будут страдать от тех же мучений.

Я смотрю на Ларк и Эстеллу, которые не шевельнули ни единым мускулом. — Сюрприз. Нам нужно идти.

Я убираю