Существуют, конечно, и другие теории о природе снов: так, древнее представление об их пророческом характере остается в силе до сего дня279. Такие представления влияют на то, как сон переживается и осмысляется субъектом. Даже те, кто не верит в вещие сны, порой ощущают сон как предвестие – за счет того, что сон разыгрывает возможности дальнейшего развития своего «я» и своей жизненной ситуации, то есть представляет потенциальную реальность. Согласно современному психоаналитику Кристоферу Болласу, таким образом сны играют ключевую роль в воображении, а следовательно, и в создании будущего280. (Вспомним, что, согласно поэтике Аристотеля, дело поэта – говорить не о совершившемся, но о том, что могло бы совершиться, и о возможном, так что и в этом смысле сновидения подобны произведениям искусства.)

Смысл сновидений всегда является продуктом интерпретации. От античной «Онейрокритики» Артемидора до «Толкования сновидений» Фрейда сны – воспринимаются ли они как пророчества, поступающие извне, или как произведения своего «я» – это нечто, что нуждается в толковании. Интерпретация является неотъемлемой частью текста сна, неотъемлемой частью самого опыта сновидения. Однако тот, кто рассказывает свои сны, редко верит в возможность полной и исчерпывающей интерпретации. В записях сновидений часто слышится нота недоумения: откуда приходят эти сны? Что значит мой сон? В дневниках записи снов часто вызывают заминку: неужели это я? И в этом смысле рассказ о своем сновидении представляет собой уникальную форму отношения к самому себе: максимальную интимность и в то же время отсутствие прозрачности, несовпадение между понятиями «я», «мое произведение» и «моя авторская интенция»281.

Историки уже давно используют сны как ценный материал282. Особой привлекательностью сны обладают для исследователей террора. Ален Корбен обратился к снам французской революции в своей истории частной жизни. Согласно его наблюдениям, в эпоху революционного террора изменилось содержание снов: политическая тематика глубоко проникла в сновидения частного человека, даже эротические сны оказались политизированными283. Райнхарт Козеллек, который много писал о методологии исследования исторического опыта, назвал сны непревзойденным источником для истории Третьего рейха, открывающим антропологическое измерение в понимании террора. Козеллек рассматривал пережитые и рассказанные сны именно как «фикциональные тексты», которые, как и поэтические тексты, свидетельствуют, более или менее опосредованным образом, о фактах исторического опыта человека. Именно это «поэтическое качество» позволяет снам выразить то, что невозможно «охватить путем фактических репортажей»284. Согласно Козеллеку, сны прокладывают дорогу в те «глубинные, частные пространства повседневного опыта», которые не получают отражения «даже в дневниковых записях»285.

При этом для Козеллека сны – это не только свидетельства, но и орудия террора. В самом деле, сны влияют на субъекта – на чувства страха и опасения, на представления о том, что еще может произойти (то есть на прогнозирование будущего). В этом качестве сны служили психологическим механизмом, с помощью которого человек гитлеровского общества сам себя терроризировал286. Для того чтобы прояснить этот далеко идущий вывод, следует обратиться к записям сновидений, которые послужили основным материалом для Козеллека: это коллекция снов Третьего рейха, собранная Шарлотте Берадт.

***

Между 1933 и 1939 годом в гитлеровской Германии Шарлотте Берадт (еврейка по происхождению и коммунистка по убеждениям), рискуя собой, собирала информацию о жизни при нацистском режиме для эмигрантской печати. Среди прочего она просила информантов рассказывать свои сны. В 1939 году Берадт покинула Германию и эмигрировала в Соединенные Штаты, где жила до самой смерти. Сборник снов эпохи гитлеровского террора впервые увидел свет в 1966 году под названием Das Dritte Reich des Traumes («Третий рейх снов») в мюнхенском издательстве Nymphenburger Verlag (известном среди прочего изданием документов Нюрнбергского процесса). Отзыв о научном значении такой публикации предоставила издательству Ханна Арендт (автор «Истоков тоталитаризма»). (В эмиграции они стали близкими друзьями, и Берадт помогла Арендт перевести на немецкий язык ее книгу The Human Condition [«Ситуация человека»].) К тому времени Берадт уже не была коммунисткой, и одним из ее побуждений к публикации было желание продемонстрировать влияние тоталитаризма на экзистенциальную ситуацию и психологическое состояние человека287. В 1968 году вышел английский перевод этой книги, снабженный послесловием Бруно Беттельгейма. (Австрийский психолог, эмигрировавший в США во время войны, он известен психологическим анализом поведения человека в экстремальной ситуации, проделанным на основании собственного опыта и наблюдений в Дахау и Бухенвальде, а также эссе о психологической привлекательности тоталитаризма288.) В 1981 году в Германии вышло второе издание, с послесловием Рейнхарта Козеллека. Имеются также итальянский и французский переводы289.