Шрифт:
Закладка:
- Ты заряди пару штук, осечки у него редко бывает. Как уйду, сделай, что просил... Потом к Пашиному отцу и подхороните... Не возитесь с лестницей... Тяжелый я, вдвоем не утащите... Так что, парни, вы не церемоньтесь со мной. Заверните, как про соседа говорили. Скиньте с лоджии, мне уже все равно будет... Главное, этим людоедами не достанусь... И вам так безопаснее...
- Евгений Николаевич...
- Не надо, поздно уже... Я же солдат, всегда знал... Так когда-нибудь будет... Слава Богу, жизнь прожил хорошую... Не знал только, что так станет, совсем плохо... Хоть кто-то позаботиться... Умирать не страшно... Страшно оставлять тех, кому не можешь помочь... Мне, похоже, оставлять уже некого... Наташку мою встретите, передайте… Придумайте, что…
Мы молча слушали старого полковника, уже едва открывавшего рот.
- Знал бы молитву какую... – прошептал старик белесыми губами.
- Евгений Николаевич, я знаю! - это Пашка торопливо откликнулся, - Бабушка читала такую, когда деда вспоминала.
Отошел в сторону, Пашка стал читать. Наверное, он знал не все, но читал от души. У меня аж дыхание перехватывало. У Паши на глазах слезы, видимо, он сейчас прощался и с соседом, со своим отцом, и со всем хорошим, что осталось в прежней жизни.
- Евгений Николаевич? – полковник не отвечал и вряд ли уже слышал меня.
Когда все произошло, не понял. Так и сидели в комнате у двери на принесенных из кухни стульях. Я с карабином, Пашка просто так, уронив руки на колени. Старик дышал все тише и тише все реже и реже. Даже почти не замечали. Но вот что-то словно изменилось, прислушался, дыхания не слышно. Глаза его не мигали.
- Пашка, зеркальце тут найдется?
Парень пошел в прихожую, принес круглое зеркальце на подставке. Приложил его губами старика. Оно осталось таким же холодным. Ни малейшего следа, только прилип кусочек кожи с обветренной губы. Дыхания уже нет. Откуда-то вспомнил, что надо прикрыть глаза покойному. Поправил руку, свисавшую с кровати. Она еще теплая, отпустил, глухо упала. Взял оружие, оттянул затвор, отпустил рукоятку, звонкий щелчок.
- Пашка, отвернись!
В упор не стал, отвел ствол, прицелился и нажал на спуск. Он оказался и вправду тугой, выстрел показался громким, хотя и не такой как от большого оружия, в ушах слегка зазвенело. Голова Евгения Николаевича даже не дернулась. Только уголок рта чуть-чуть приподнялся. Видимо, это посмертная реакция мышц. Показалось, что он немного улыбнулся. Хоть так удружили старому полковнику.
- Прости нас, Евгений Николаевич.
Мы вышли из комнаты, надо поискать что-нибудь подходящее. Оригинальничать не стали, нашли такое же большое покрывало, для чего пришлось еще раз подняться на второй этаж. Потом Пашка сходил за скотчем в свою квартиру.
Вдвоем не так удобно, не хватало третьей пары рук. Но уже чему-то научились с Пашиным отцом. Не без труда затащили завернутое тело до двери лоджии. И сделали так, как сказал Евгений Николаевич.
Забрали карабин, патроны к нему, еще нашел запасной магазин. Потом две начатые пачки с патронами к ружью, само ружье, разобранное, прямо в чехле, кожаный патронташ, тоже с патронами. Еще два шомпола и прицел в фирменной коробке в углу сейфа. В шкафу чехол для карабина, больше ничего, это все. Даже охотничьего ножа нет.
Ничего другого в квартире брать не стали. Хотя здесь, наверняка, остались и продукты, и напитки, не наше это. То, что нам старик завещал, тем и ограничились. Запрем дверь и никогда здесь больше не покажемся.
- Пашка, это теперь твое, - показал парню на ружье и патронташ, - владей, сумеешь?
- Отец когда-то научил, у него почти такая же двустволка в ящике стояла.
- Ну и хорошо, пошли вниз. И прихвати лопату.
Через час мы уже сидели у меня на кухне. Накормил Пашку моим утренним кулешом, парень проголодался так, что за ушами пищало. Пить не стали, не считая пары глотков водки за ушедших. Подумал, этим мужикам еще повезло. Пусть так, но похоронены по-человечески, а сколько еще валяется непогребенными, загрызенными на обочинах? Про превратившихся и говорить не стану. Невесело завершается день, еще и голова болела, и плечо ныло. Еще больше болела душа.
- Пашка, вот смотрю и думаю, надо нам вместе держаться. Или у тебя планы есть какие-то?
- Игорь, я Вам... Ой, тебе, доверяю. Все эти дни думал, понимаю, мамы, скорее всего, уже нет. Если и жива, то в таком месте, откуда, либо не выбраться, либо под присмотром. Искать ее... Даже не знаю, где она оказалась в этот момент. Брат, боюсь, что тоже пропал. Хорошо, если просто погиб, а не ходит сейчас по улице, как эти зомби...
- Пашка, ты все понимаешь сам. Повезет им, обойдется, значит хорошо, нет, придется жить с этим.
Доставшееся ему ружье Пашка оставил у меня, сегодня из него стрелок уже никакой. И ушел спать к себе, почему, не спрашивал. Пусть он и сказал, что смирился с потерей близких, но в душе надеется, что кто-то еще позвонит. Если не в дверной звонок, то по телефону. Проводил его, на всякий случай, «эти», с третьего этажа, теперь как заноза в одном месте. Дождался, пока парень дверь запрет, спустился к себе.
Освоение появившегося оружия оставили на завтра. Карабин поставил в ружейный шкаф, вместе с прицелом, там отдельно надо разбираться. Но «Сайгу», все же, надо почистить, копоти в ней сегодня прибавилось изрядно. Прикинул по остаткам, почти сотню патронов сжег. Газоотвод забит обрезками контейнеров и свинцовой пыли. Когда заглушку отвинтил, выковырял оттуда образовавшуюся пробку. Магазины насухо почистил от сажи, заново набил. Теперь порядок, на завтра готов.
И снова дурацкая мысль. Уже сбился со счета, сколько несчастных мертвецов упокоил сегодня. Не считая тех, что у моего дома. И это один человек, у которого всего лишь одно охотничье ружье. Неужели некому оказалось в самом начале отдать команду убивать всех, кто заражен и обратился? Сделать это так просто, сколько военных, милиции, внутренних войск, всяких охранников. Но тут же себя останавливаю. А кто знал, что дела пойдут именно так? Кто осмелится подать команду убивать нормальных людей? Чтобы потом отвечать за это, если не перед законом, то перед своей совестью? Все не так просто. И не надо мне задумываться
