теперь вот захотел жениться на безродной «чухонке». Представители знатных родов роптали. Конечно, у Петра было достаточно сил, чтобы окриком заставить замолчать недовольных. Но в этом деле ему нужна была моральная поддержка на самом высоком уровне. И она была оказана вдовствующей царицей Прасковьей Федоровной. Именно она играла на свадьбе роль посаженой матери, а ее дочки, Екатерина и Прасковья, являлись ближними девушками. Прасковья очень быстро сориентировалась и едва ли не раньше всех стала проявлять признаки всяческого уважения к Екатерине Алексеевне, когда она еще состояла в царских фаворитках. Сохранилась их переписка. В письмах Екатерина подчеркнуто уважительно обращается к Прасковье Федоровне, подробно отвечает на ее просьбы, объясняет, какие из них решены после ходатайства перед царем, какие нет, а какие еще ждут своего решения. Тон писем Прасковьи со временем меняется с уважительно-доверительного вначале на уничижительно-заискивающий, как только Екатерина становится царицей.

Между тем надвигалась старость. Жизнь Прасковьи шла по давно заведенному порядку, только вот она все чаше стала жаловаться на недуги, посещать модные, с легкой руки царя Петра, Кончезерские и Олонецкие воды, рекомендуя то же и своим дочерям-герцогиням. С возрастом нашу героиню все больше огорчает чувство одиночества. Жившая с ней младшая дочь, царевна Прасковья Ивановна, — некрасивая, болезненная и недалекая девица, — постоянно нуждалась в материнской опеке. В своих письмах Прасковья Федоровна все чаше просит приехать к ней в Измайлово дочь Екатерину с внучкой Анной. К маленькой Аннушке бабушка в письмах обращается с особой нежностью, называя ее «свет мой», «друг сердечный», беспокоится о том, чтобы девочку учили «русской грамоте». Просьбы герцогини Екатерины и Прасковьи Федоровны, сдобренные многочисленными жалобами на беспутного герцога Мекленбургского, наконец подействовали. Петр I разрешил Екатерине с дочерью приехать в Россию.

Шел 1722 год. Получив известие о скором приезде дочери и внучки, Прасковья, забыв про хвори, увлеклась хлопотами об устройстве дорогих гостей в Измайлове. Надо было подготовить апартаменты, запастись всем необходимым, распорядиться о встрече. Наконец, в августе Прасковья Федоровна смогла увидеть свою самую любимую родню. Дом снова наполнился шумом, звонким смехом неунывающей Екатерины Ивановны. Прасковья умилялась детской непосредственности внучки Анны. Словом, жизнь расцветилась новыми красками.

Между тем в 1722 году Прасковье пришлось пере жить и немало тревожных минут. Некий подьячим Василий Деревнин служил ранее по учету денежной казны вдовствующей царицы. Но в чем-то прогневил ее всесильного фаворита Юшкова и был от должности отставлен. Причем Деревнина обвинили в упущениях по службе и потребовали немалой денежной компенсации. Подьячий протестовал, обивал пороги дома Юшкова. И вот тут-то, в начале января, он случайно нашел необычное письмо. Хорошо зная руку Прасковьи Федоровны, Деревнин определил, что это ее послание к Юшкову. Однако письмо имело странный вид. Некоторые слова были зашифрованы цифрами («литерами»). В то время такого рода записки таили в себе большую опасность как для отправителя, гак и для получателя. Можно было легко попасть под подозрение, что под «литерами» скрываются слова, содержащие угрозу жизни и здоровью государя. Зловещая формула «Слово и дело» притягивала заинтересованных лиц в Тайную канцелярию, где под пытками выясняли суть дела. Попасть в застенок было легко, а выйти из него невредимым очень трудно. Причем чаша сия ожидала любого, даже Прасковью Федоровну. Вспомним, как Петр I привлекал к розыску по обвинению в заговоре свою родню, как погиб в застенке его сын царевич Алексей.

Деревнин не смог удержать язык за зубами, и Юшков проведал про опасную находку. Действуя от имени вдовствующей царицы, фаворит схватил подьячего и посадил под замок. Его держали взаперти, требуя вернуть письмо. Деревнин отпирался, а про себя решил предъявить его самолично государю. В конце января его пришлось выпустить. В это время царь находился в Москве, и, если бы до его ушей дошли подобные факты, не миновать беде. Подьячий почел за благо уехать из Москвы и вернулся в столицу только осенью. Все это время Прасковья Федоровна сильно беспокоилась. Что и говорить, много крови ей попортил бывший подьячий.

Когда осенью 1722 года царь Петр I находился в Астрахани, Прасковья с фаворитом решила воспользоваться отсутствием государя и вырвать наконец злополучное письмо из лап Деревнина. У вдовствующей царицы было большое влияние в Москве, и без особого труда ее люди смогли убедить московского обер-полицмейстера арестовать подьячего, обвиненного в хищении большой суммы денег. Но Деревнин долго не давался в руки полиции. Зато пострадали его родня и друзья. Вольно или невольно дело получило огласку и дошло до страшной Тайной канцелярии. Там допросили родственника беглого подьячего и выяснили, что суть дела в «литерном» письме Прасковьи Федоровны. Деревнин не стал скрываться от столь грозного учреждения, пришел гуда сам и принес письмо, которое тут же было положено в особый конверт и запечатано до приезда императора. Попытка Прасковьи воздействовать на Тайную канцелярию через послушного ей московского обер-полицмейстера ни к чему не привела. Разгневанная царица решила сама вмешаться в дело и вечером 2 октября в сопровождении свиты выехала из Измайлова в Москву. А там прямиком в Тайную канцелярию. Прасковьины слуги оттеснили часовых и внесли ее (сама она, страдая от водянки, уже почти не ходила) в камеру, где сидел Деревнин. Прасковья Федоровна начала самолично экзекуцию над бывшим подьячим, избив его тростью. У руководителей Тайной канцелярии, обер-прокурора Сената Скорнякова-Писарева и генерала Бугурлина, Прасковья потребовала выдать ей Деревнина. Опытные вельможи не могли ответить царской невестке прямым отказом и велели своим слугам объявить посланным к ним в дома царицыным людям, что они в отъезде. Между тем Прасковья Федоровна все более распалялась: Деревнина ей не выдавали и письма при нем не оказалось. Весь свой неукротимый гнев она решила излить на несчастного. Его жестоко били, жгли огнем, несмотря на просьбы служителей Тайной канцелярии не пытать подследственного. Причем все это происходило в присутствии царицы, а потом еще появилась и ее дочь, герцогиня Мекленбургская. Последняя уговорила Прасковью на время прекратить избиение. Но гнев царицы не прошел, и ее слуги-палачи вновь принялись за дело, но уже в отсутствие непривычной к таким сценам Екатерины Ивановны. Деревнина запытали бы до смерти, если бы не появление в Тайной канцелярии генерал-прокурора Сената П. И. Ягужинского, который прекратил своеволие Прасковьи и наотрез отказался выдать ей подьячего, за которым числилось «государево дело». Случай с Деревниным открывает нам совершенно новые черты характера нашей героини. Когда она чувствовала свою безнаказанность, ей не чужды жестокость, грубое своеволие, пренебрежение к закону.

Пока ожидали приезда Петра I, измученный Деревнин получил возможность подлечиться. Немощная Прасковья Федоровна в основном досаждала домашним своим ворчанием. Екатерина Ивановна порхала как мотылек