— Такими речами, брат, ты убиваешь в зародыше возможность договориться с Ногродом, — сказал, наконец, старший наугрим.

— Я объединюсь, с кем смогу, — серьёзно ответил король, — не все наши соседи жадны до безумия.

— Хочешь перессорить Ногрод и потом поддержать тех, кто против таргелионской дани? Может, с Оссириандом поговорить?

— Я думал об этом, — неохотно признал Азагхал, — и понял — плохая идея. Мои действия могут стать искрой в шахте. Хотя, я уверен, эльф Каленовэ многое бы отдал и сделал, если бы кто-нибудь вернул домой его дочь. Но, знаешь, брат, мне кажется в этом конфликте неправ именно Каленовэ. Карантир, может быть, и не самый честный Эзбад, однако мне он нравится больше, чем Избад Оссирианда.

В двери осторожно постучали. Получив позволение войти, в зале появилась светловолосая дева с тёмно-русой бородой, голубыми глазами и чёрными длинными ресницами. Одетая в синий эльфийский шёлк, гномиха выглядела настолько очаровательно, что невозможно было не улыбнуться.

— Ты любишь путешествовать, дочь золотоискателя? — спросил Азагхал, наблюдая, как не привыкшая быть служанкой дева пытается расставить блюда.

— Да, Thanu men, — мило улыбаясь, поклонилась гномиха.

Братья переглянулись. «Мой король»? Семья этой девы признаёт Белегост главным над Ногродом? Или это лесть?

Вошедшая дочь ювелира с ревностью взглянула на соперницу, тряхнула кудрями и грудями, налила в золотые кубки эль.

— Путешественники любят находить новые тропы, не так ли? — поинтересовался Азагхал.

— Да, Thanu men, — в один голос заверили девы.

Вошла ещё одна юная гномиха, черноволосая, с вплетёнными в бороду золотыми нитями с крошечными кристаллами кварца, принесла душистые травы к мясу.

Когда все три высокородные прислужницы, наконец, удалились, Эзгедхал с облегчением вздохнул и выпил сразу половину кубка.

— Я принципиально не стану пользоваться «безопасной дорогой», — неожиданно резко заявил Азагхал, — и сделаю ещё один тракт, за пользование которым гномы платить не будут. Если жадность для них важнее гордости, пусть видят в моей позиции только выгоду. А потом, постепенно, народ Белегоста собственным примером научит их уважать самих себя.

***

Визит супруга был очень неожиданным, и хотя Оэруиль знала: бояться ей нечего, похолодела от страха. А ещё, эльфийка поймала себя на мысли, что никогда ранее не испытывала эмоций, захлестнувших сейчас. Причины этому были более чем банальные — несколько дней назад таргелионской королеве пришлось провести долгий, хоть и весёлый, вечер с гостями из Ногрода, приехавшими по делам торговли и вооружения. Оэруиль удивляло, что наугрим абсолютно не заботит угроза с севера, зато военные дела на границах внутри Белерианда, своих и чужих, гномьих и эльфийских, почему-то очень тревожили жителей Ногрода, в особенности купцов. Дочь лорда Каленовэ была удивлена, узнав, что Нолдор из павшего северного королевства охотно обменивали ценные вещи на помощь в строительстве домов и восстановлении хозяйств, и торговцы брали плату уникальными изделями или редкими материалами, нанимали работников, а сами перепродавали полученные сокровища, получая немалую, а порой и поистине колоссальную прибыль.

Одна из таких вещиц досталась таргелионской королеве в качестве подарка: брошь в виде восьмиконечной звезды, обрамлённой серебряными и золотыми ветвями. Наверное, эта драгоценность была кем-то любима… Может, хозяина уже нет в живых? Хотелось надеяться, что смерть его была лёгкой.

Весь вечер велись разговоры о нарядах, способах окрашивания волос и удаления «растительности» с лица, а потом одна из женщин, у которой щёки были гладко выбриты, не осталось усиков, и лишь на подбородке росла длинная рыжеватая коса, выпила залпом внушительную кружку медовухи, грохнула ей по столу так, что зазвенела посуда, и выпалила:

— Я этой твари голову оторву! Потом оторву зад и поменяю их местами! А мой муж не заметит разницы, потому что суёт свой стручок засохший во все три её дупла! А она и рада! Увела чужого мужика и кувыркается от счастья, подставляя то верх, то низ!

Обычно Оэруиль старалась не слушать и не поддерживать подобные разговоры, считая их мерзкими и недостойными леди, однако в этот раз что-то изменилось, королева почему-то приняла слова обиженной гномихи близко к сердцу…

И теперь, смотря на мужа, который пришёл сам, а не прислал за супругой, значит, случилось нечто крайне важное, Оэруиль не могла думать ни о чём, кроме того, как её супруг «суёт стручок в кувыркающуюся любовницу». От неожиданного отвращения стало дурно, эльфийка отвела взгляд, чтобы не видеть лицо проклятого убийцы и тюремщика для собственной жены, которого сейчас хотелось ударить первым попавшимся под руку острым предметом и бить до тех пор, пока не иссякнут силы.

— Мы должны действовать сообща и очень осторожно, — услышала, наконец, слова супруга Оэруиль. — Азагхал не принял моё приглашение и уехал в Химринг.

— И что? — пытаясь не морщиться и не представлять постельные утехи короля, бездумно спросила королева.

«Может, не стручок, а корневище?» — звучал в памяти насмешливый вопрос жены одного из ногродских военачальников.

«Стручок! Мне лучше знать!»

— Мы не можем допустить разлада с наугрим! — пытался спокойно объяснить Морифинвэ, садясь напротив Оэруиль и заглядывая супруге в глаза.

«А я даже не знаю, стручок у него или корневище», — думала дочь лорда Каленовэ, незаметно ища взглядом что-нибудь острое.

Разыгравшееся воображение рисовало отвратительные картины, будто взгляд Карантира пачкает Оэруиль грязью из чужой постели, кровью и копотью, снова вспоминался худший день жизни, когда пришлось бросить факел под висящую на дереве клеть… И тот, когда Лепасура сбросили с Башни Эаринэль…

— Азагхал должен стать нашим союзником, — расслабленно развалился в кресле таргелионский владыка.

«Мне уже всё равно не отмыться, — мысли пошли по кругу. — Я хочу отнять ещё одну жизнь!»

— Ты должна поехать в Химринг и сказать, что конфликт между мной и твоим отцом исчерпан, сделать так чтобы Маэдрос убрал своих воинов с моей границы! — продолжал говорить король, всё вальяжнее устраиваясь среди подушек, прикрыв глаза. — Поиграли в войну и довольно. Азагхал должен понять, что Синдар не правы по отношению к нам, что с нами можно и нужно сотрудничать.

На столе и низкой тумбочке было достаточно острых инструментов для шитья, однако Оэруиль не могла взяться ни за один из них. Карнистир посмотрел на жену выжидающе, снял с пояса короткий кинжал чернёного серебра и положил между собой и дочерью Каленовэ.

— Возьми, — закинув руки за голову, снова развалился в кресле король, прикрыв глаза. — Подаришь Азагхалу.

Королева взглянула на оружие, потом на