Не думаю, что нам так важно понять, каким именно образом господин Ш. подвел Ивердонский институт к разорению. Важно, что он это сделал, а наш герой такому повороту событий практически не сопротивлялся.

Почему?

И потому, что до последнего верил своему сотруднику-другу. И потому, как мы уже говорили, что Песталоцци всегда пасовал, когда надо было бороться с конкретными людьми. Не хотел тратить время на борьбу, — слишком уж много находилось дел помимо этого.

Это была жесткая позиция, четко выраженная в этих, например, строках: «…если ты, вместо того чтобы творить добро, станешь бороться против зла, то ты ничего не сделаешь на пользу добру, а только разобьешь себе голову о стену. К вящей пользе зла. <…> Чем сильнее твое окружение сопротивляется существу твоих конечных целей, тем более ты должен придерживаться только творения добра, а мимо зла проходить так, как если бы его не было»[150].

Сколько книг написано про необходимость мести! В том числе и великих, — вспомним, например, «Графа Монтекристо». Сколько фильмов, в том числе замечательных, предлагают нам сопереживать герою, который одержим местью тем, кто его когда-то обидел.

Песталоцци исходил из другого: он строил, а не разрушал. Писал книги, создавал учебные заведения… Вступать в борьбу за них не считал нужным, не мог, не умел. Не хотел.

Кроме того, не стоит забывать: в год закрытия института нашему герою исполнилось 79 лет. Замечу, это были годы жизни весьма и весьма активной и весьма и весьма нелегкой, — полной предательств и потерь. И, что немаловажно: полной самых разнообразных болезней.

Песталоцци устал. У него не был сил не только на борьбу, но даже на то, чтобы понять, с кем именно и за что именно необходимо бороться.

К тому же, закрывая в феврале 1825 года Ивердонский институт в связи с отсутствием средств, Песталоцци считал, что это закрытие временное.

Мой любимый вопрос: почему?

Потому что был убежден: столь известное учреждение, созданное столь знаменитым человеком, навсегда погибнуть не может. Возродится непременно…

Шутки, которые играют с нами слава и популярность, никогда не бывают добрыми, — они всегда злые. Песталоцци был убежден: его слава, в конце концов, победит любые препоны. Его кумиру, Руссо, слава спасла жизнь, значит, ему спасет институт.

Поехал Песталоцци в Нейгоф, к своему любимому внуку, в свою усадьбу, где когда-то вместе с Анной создал свое первое учебное заведение, где началось великое дело строительства народных школ.

Но на этот раз он ехал туда не строить, а писать.

Жизнь заканчивалась. Он хорошо это понимал.

«Мне теперь восемьдесят лет, а в этом возрасте любой совершает ошибку, если не считается с близкой смертью»[151], — совершенно справедливо заметил наш герой.

Иоганн Генрих Песталоцци не мог позволить жизни окончиться просто так, без подведения итогов.

Он ведь привык любые итоги изливать на бумаге. А тут все-таки итоги жизни, как никак…

Мечтая о возрождении своего института, Иоганн Генрих Песталоцци ехал в Нейгоф писать «Лебединую песню».

Ехал умирать.

Часть двенадцатая. «Лебединая песня». Смерть и попытка бессмертия

Итак, Песталоцци едет в свою усадьбу к любимому внуку Готлибу.

Яков — сын Песталоцци — умер, когда Готлибу исполнилось три года. Хотелось бы написать, что дед заменил внуку отца, но это было бы, мягко говоря, преувеличением: душа, сердце, время, раздумья, короче говоря, весь Песталоцци принадлежал только своему делу.

Правда, во время коротких встреч с Готлибом Песталоцци пытался стать для мальчика тем, кем был для него самого дед Андреас. Но то ли встречи были не такими частыми, то ли Готлиб, действительно, не имел способностей ни к каким наукам, однако Песталоцци решил: внук к наукам не способен, отдавать его учиться — значит, бороться с природой ребенка.

Ивердонский институт открылся, когда Готлибу исполнилось семь лет. То есть время, когда внук должен был пойти в школу, приходится как раз на время расцвета Ивердона. Согласитесь: любой дед — руководитель знаменитого учебного заведения — непременно взял бы собственного внука себе под крыло.

Песталоцци не был любым. Поняв, что внук не склонен к наукам, а значит, обучение станет для него мукой, дед, разумеется, способствовал тому, чтобы Готлиб получил общие знания, но затем отправил его учиться кожевенному делу.

Помните, как назывался кружок, в котором будущий великий педагог немножко занимался революцией? «Гельветическое общество „У скорняков“». Не в память ли о юности Песталоцци выбрал внуку именно это ремесло? Или, действительно, увидел у него таланты скорняка (можно ли их разглядеть у мальчишки?). Но, так или иначе, круг замкнулся.

Когда Песталоцци приехал в Нейгоф, его внук был вполне сформировавшимся 27-летним молодым человеком.

У Готлиба родился сын — правнук Песталоцци, которому дали имя Карл.

Карл вырос, поначалу выбрал военную карьеру, но затем сменил ружье на перо — стал ученым, профессором Цюрихского политехникума.

Бог не дал Карлу детей. И на нем род Песталоцци закончился.

На фамильном гербе Песталоцци изображен лев, то ли лежащий, то ли прыгающий между двумя ключами. Я ни разу не специалист по геральдике и понимаю, что художник вкладывал некую символику.

Но чем больше изучал я жизнь своего героя, тем больше мне начинало казаться, что один ключ — это тот, что «открывает» его работу, его педагогическую деятельность. К этому ключу стремится лев, на этот ключ смотрит.

Второй ключ — всё, что касается личной жизни: жена, сын, внук. То есть всё то, что не имеет отношения к работе. К этому ключу лев повернулся своим хвостом…

Может, геральдически это неверная расшифровка. Но, на мой взгляд, она очень точно отражает жизненные приоритеты нашего героя.

Итак, 79-летний старец приезжает в Нейгоф, чтобы подвести итоги своей жизни.

Когда-то я придумал пословицу: если ты не подводишь итогов, — итоги подводят тебя. Это не про нашего героя. Подведение итогов — как раз излюбленное его занятие.

Песталоцци не просто переживает — страдает из-за закрытия Ивердонского института. Но Бог милостив, Его Промысел всегда добр. Он дает нашему герою важное дело: написать итоговую книгу.

Однако до конца жизни, до последнего своего вздоха Песталоцци надеется, что Ивердон возродится. Вспоминая прошлое, все равно мечтает о будущем. По-другому он не умеет.

Нейгоф. Его собственный дом. Здесь все напоминает о молодости, о первой попытке создать школу, об Анне и Якове. Все ушли, покинули его…

Иоганн Генрих Песталоцци редко бывал настолько аккуратен. Рисунок. XIX в.