Еще раз благодарю Вас за Ваше посредничество. Я у Вас в неоплатном долгу.

С наилучшими пожеланиями,

Габриэль Купер

От радости Софи едва не завопила в голос. Ее рискованный маневр увенчался полным успехом. Она распахнула дверь, выбежала, громко позвала сестру, и та с встревоженным видом выскочила из гостиной. А с ней и Дживс с не менее обеспокоенной мордой.

– В чем дело, Соф? Что-то случилось?

– Ничего не случилось. То есть ничего страшного. Даже наоборот. На, посмотри.

Она сунула в руку сестры свой мобильник и стала ждать от нее взрыва радости.

Взрыв произошел, но отнюдь не радостный. Сначала Рэйчел холодно вернула ей телефон, повернулась на каблуках и двинулась к лестнице. Но не пройдя и половины пролета вверх, она остановилась и оглянулась:

– Ну что, сестричка, не удержалась, сунула все-таки свой длинный нос, да? Вечно была такой, корчила из себя самую умную, нисколько не изменилась. Когда ты перестанешь лезть в мои дела и в мою жизнь?

Голос ее сорвался, кажется, она даже всхлипнула, отвернулась, побежала вверх по ступенькам и скрылась. Через пару секунд громко хлопнула дверь.

В замке воцарилась полная тишина. Софи прошла в гостиную, выключила телевизор, выключила свет. В сопровождении присмиревшего лабрадора она вышла в коридор, пошла на кухню, вяло размышляя о том, что рабочие обещали закончить монтаж к вечеру следующего дня. Она открыла дверь на задний двор и вывела собаку на теплый вечерний воздух. Было уже почти совсем темно, где-то неподалеку в кроне дерева протяжно кричала сова. Софи обошла вокруг замка, оказалась перед его фасадом и через главные ворота вышла на площадь. Сейчас думать она ни о чем больше не могла, только о реакции сестры. Они с Дживсом пересекли площадь и вышли к дорожке, ведущей к мысу; в голове у Софи был полный кавардак.

Она ведь сделала это с самыми лучшими намерениями. Ей было совершенно ясно, что Рэйчел очень тоскует по Габриэлю и хочет только одного: возобновить с ним отношения. Наверняка Рэйчел и сама отдает себе в этом отчет, однако вот на тебе – к ее инициативе отнеслась так болезненно. Софи продолжала ломать голову: ну что все-таки в ее поступке плохого, почему сестра так разозлилась? Да, она вмешалась в жизнь своей сестренки, но ведь добилась же результата, которого так отчаянно та хотела сама! Почему Рэйчел не видит этого и не может понять, что в такой ситуации главное – результат?

Софи с Дживсом вышли на открытое место, она замедлила шаг, остановилась возле скалы, села, прислонившись ко все еще хранящему тепло камню и окинула взглядом залив. Вдали мерцали огни, последние отблески заката на западе окрашивали горизонт в темно-лиловый цвет, вид отсюда открывался очень красивый, но в таком состоянии она вряд ли сейчас могла им любоваться. На душе кошки скребли. Ее попытку помочь сестре найти счастье та восприняла как пощечину. И теперь вот Рэйчел несчастна, сама Софи обескуражена, и даже ее верный лабрадор, вместо того чтобы умчаться куда-нибудь в кусты на поиски подходящей палки, улегся на землю рядом с ней, уткнул свою крупную, лохматую голову ей в бедро и жалобно поскуливает, пытаясь понять, что такое стряслось с его хозяйкой.

– Черт побери! – вслух выругалась Софи, однако и это не помогло.

Просидев еще сколько-то долгих минут, она встала и вместе с Дживсом направилась обратно к замку. Нет, она просто обязана еще раз сделать попытку и поговорить с сестрой. Вернувшись домой, Софи нашла непочатую бутылку привезенного испанцами старого бренди десятилетней выдержки, извлекла из кучи посуды на теннисном столе два бокала, подошла к комнате Рэйчел и постучала в дверь:

– Рэйч, это я. Можно войти?

Ответа не последовало. Она попробовала дверную ручку, почти уверенная в том, что дверь закрыта на ключ, но, как ни странно, дверь отворилась. Свет был выключен, и в комнате никого не было.

Рэйчел куда-то пропала.

Несколько секунд Софи стояла, не зная, что делать дальше, и размышляя, что могло случиться с сестрой, но тут какое-то шестое чувство подсказало ей заглянуть в ванную комнату. Она сразу же увидела, что на радиаторе нет ночнушки сестры, а на полке над раковиной отсутствует зубная щетка и тюбик с пастой. Софи торопливо обследовала спальню и обнаружила, что нет также большой пляжной сумки, в которую сестра, по-видимому, сложила одежду.

Софи поспешила вниз, вбежала на кухню и сразу же заметила, что на крючке возле двери нет ключей от «мерседеса».

– Она сделала ноги, Дживс. Можешь себе представить? Удрала.

Она шлепнулась на оставленный рабочими пыльный ящик с инструментами и ощутила, как теплое, мохнатое тело собаки прижалось к ее ноге, а на колено легла большая лапа. Она взяла Дживса за лапу, несколько секунд держала ее, а потом, убедив его лечь рядом, достала мобильник и торопливо набрала текст эсэмэски.

Рэйч, прошу тебя, возвращайся. Прости меня, я не хотела вмешиваться. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Прошу тебя, возвращайся.

Нажав «отправить», она уставилась на бутылку с бренди, несколько секунд пристально на нее смотрела, но потом разум взял свое. Она встала, подошла к новенькому холодильнику, достала бутылку холодного красного вина и налила бокал. Пошла с ним в гостиную, села и стала прихлебывать, а в голове крутилась только одна мысль: опять та же самая песня. Все в точности, как и шесть лет назад: Рэйчел обиделась, разозлилась, в гневе бросила все и уехала. Правда, была у Софи единственная и слабенькая надежда на то, что еще не все потеряно: она обнаружила, что больше половины своих шмоток сестра оставила здесь и, возможно, не собирается сразу прыгать в самолет и лететь в Штаты.

И потом, конечно, у них оставалось одно небольшое дельце: до завтрашней полуночи им обязательно надо вместе отметиться в компьютере дядюшки Джорджа, иначе – прощай замок.

Ночь Софи провела плохо. Два раза просыпалась среди ночи, уверенная в том, что слышала, как хлопнула дверь, а один раз даже крадучись вышла в коридор, чтобы проверить, не вернулась ли Рэйчел, но, увы, никого там не обнаружила. Наутро, когда в открытое окно пробрались солнечные лучи и разбудили Софи, она прежде всего поспешила в соседнюю комнату – на всякий случай, – но там все еще не было ни единого признака присутствия сестры. Совсем уже приуныв, она вернулась к себе,