Шрифт:
Закладка:
По вечерам мы с Митчеллом гуляли по городу, пили американо, кормили оленей в Феникс-парке. Мне казалось, что я еще никогда в жизни не была так счастлива. Улыбка не сходила с моего лица, мир преобразился: стал ярким, пронзительно-красивым, как неоновый пейзаж, воссозданный в компьютерной графике. Все казалось преисполненным особенного смысла: даже слоганы на билбордах, даже обрывки песен, которые доносились до меня в торговых центрах, даже рекламные буклеты, которые бросали в наш почтовый ящик.
Мы часто называли друг друга «мой парень» и «моя девушка», наслаждаясь тем, как это звучало.
«Чем мой парень сегодня собирается заняться?»
«Что моя девушка хочет на завтрак?»
«У моего парня шикарная задница».
«Моя девушка просто булочка с корицей».
И так далее, и тому подобное. Я таяла от его комплиментов и даже начала верить им. Митчелл говорил, что у меня самый восхитительный в мире смех, что его заводят мои прикосновения, даже самые невинные, что мои губы – это запрещенное оружие, и меня следовало бы арестовать за них. Возможно, для кого-то это звучало слишком ванильно, но мне – той, которой всю жизнь заталкивали в глотку кайенский перец с табаско, – казалось, что лучше ванили нет ничего на свете, что нежность – куда прекраснее, чем страсть и неистовство, а доброта – невероятно сексуальна.
Именно так: меня возбуждала доброта. Гораздо больше, чем то, что в наше время принято считать сексуальным: пошлость, порочность, бесстыдство, маскулинность, власть.
Мы засыпали вместе каждую ночь. Я растворялась в его ласке. Она питала меня, как вода питает сорванный цветок. Я становилась сильнее, я раскрывала лепестки, я пускала корни. Митчелл сдувал с меня пепел и стеклянную крошку. Я наконец-то жила.
Желание отблагодарить его стало почти навязчивым. Я без конца думала о сексе с ним. Мечтала о том моменте, когда выброшу из головы все, что мешает мне любить его. Мои панические атаки не посмеют все испортить. Призраки прошлого и воспоминания о том, как обращался со мной Дерек, исчезнут, как дым. Во мне и вокруг меня останется только любовь – концентрированная, как мед, как сахарный сироп, в котором погибнет все гнилостное и плохое.
Обомлеешь
После того, как я отказалась от права наследования и денег родителей, мне пришлось пересмотреть свои траты, забыть о дорогих ресторанах и отдыхе за границей. Пришлось чаще обращать внимание на ценник в магазине и найти более дешевую медицинскую страховку. Мы ютились в небольшом таунхаусе в Талле, на многом экономили, редко могли позволить себе устриц или мраморную говядину, но все же, вопреки прогнозам отца, я была счастлива. Каждая, кто однажды навзрыд плакала в «Мерседесе» или лежала на полу роскошной спальни с разбитым лицом, точно знает, что счастье не в деньгах. Счастье – в стабильной психике и в отношениях, в которых тебя уважают. Счастье – это когда любую проблему можно решить спокойным разговором. Это когда ты никогда не боишься. Это просыпаться утром и знать, что все будет хорошо.
Прекрасно понимая, что работа – наш единственный тыл, мы с Митчеллом погрузились в нее с головой. Он готовился к поступлению днем, а вечерами развозил заказы. Я не поднимая головы писала статьи. Днем мы почти не видели друг друга, сражаясь за благополучие нашего маленького мира, но зато ночью, когда он возвращался домой, а я откладывала ноутбук, – рай опускался с небес прямо в наш дом. Мы говорили, пили вино, запекали наггетсы в духовке. Слушали музыку, завернувшись в одно одеяло. Целовались так много, будто, кроме сегодняшнего дня, у нас больше не было иных. Мы засыпали в одной постели, обычно заласкав друг друга до изнеможения. Его нежность и тепло исцелили меня. Я утопала в лучах его любви, которые он источал так щедро, будто был полуденным солнцем. А воспоминания о том, что Дерек творил со мной, становились все мельче, как мошкара.
Однажды я проснулась и поняла, что он больше не имеет надо мной власти. Никакой.
– Как насчет следующей пятницы? – спросила я у Митчелла, забравшись на него сверху, пока он лежал в постели.
– С радостью, – ответил он.
– Ты даже не знаешь, что я хочу предложить, – рассмеялась я.
– Я готов на все, что угодно, если там будешь ты.
– И даже к нашей первой ночи? – спросила я невозмутимо, для пущего эффекта сделав совершенно серьезное лицо.
Митчелл, блаженно жмурившийся все это время, так широко раскрыл глаза, что я подумала: вот сейчас провалюсь в них, как в колодцы. Он медленно убрал прядь волос с моего лица и сказал:
– И даже к нашей первой ночи, моя любовь, если ты чувствуешь, что пора.
– Пора, – сказала я. – Я хочу, чтобы ты повел меня дальше, чем эта граница, на которой мы стоим. Гораздо дальше…
– Ну раз мисс Энрайт хочет дальше, значит будет дальше, – прошептал он.
– И глубже, – сказала я, с удовольствием изображая бесстыдную бойкую девчонку, для которой непристойности – родной язык.
– О, с этим проблем не будет, – ответил он и притянул меня к себе.
Его тело напряглось подо мной, он положил руки на мои бедра и легко сжал их, поглаживая и касаясь пальцами резинки моего белья.
– Мы можем поужинать где-то. Мисс Энрайт наденет то белое платье, которое следует носить без лифчика и которое вызывает непрекращающуюся эрекцию.
– Да ты, оказывается, в деталях запомнил его, – рассмеялась я.
– Оно навеки отпечаталось в моей памяти, – улыбнулся Митчелл. – Давай вырвемся из этих стен? Я забронирую номер в отеле с видом на весь город. И еще можно будет… Нет, пожалуй, оставлю кое-что в качестве сюрприза.
– Звучит, как сказка, – промурлыкала я.
– Я не знаю, как доживу до пятницы, – прошептал он.
– Я бы сказала тебе. Но вот беда, не знаю тоже.
* * *
Когда я встречалась с Дереком, то всегда приходила в офис раньше всех. Мне нужно было успокоиться, собраться, сосредоточиться, успеть покрыть синяки тональным кремом, пока в офисе не стало слишком много народу. Перестать быть той женщиной, которую бесцеремонно хватают за руки и осыпают грубостями, и снова стать той, которая пишет серьезные статьи, рассуждает о проблемах социума и мечтает подбросить пищу для ума целому поколению.
Но с Митчеллом я стала безбожно опаздывать каждый день. Каждая минута нашего совместного утра была сокровищем. Я хотела нежиться с ним в постели, вместе пить кофе, оттягивать расставание до самого последнего момента. Приводила себя в порядок я уже в машине, пока стояла на светофорах: красилась, расчесывалась и застегивала пуговицы на манжетах.
Я часто прибегала такая взъерошенная, что Эми с Магдой смеялись. У нас даже появилось что-то вроде маленького утреннего ритуала: мне помогали уложить волосы, проверяли, правильно ли застегнуты пуговицы на моей рубашке и одинаковая ли обувь на моих ногах. Однажды я пришла в разных кроссовках и заметила только к обеду, когда Магда сказала мне об этом.
