готовы осуществиться. Княгиня была известна как первая в мире женщина, исполнившая петлю Нестерова, причем диплом летчицы она получила в немецкой летной школе, но с началом войны заразилась германофобией. В августе 1914 года она рассуждала в частном письме:

Пока он (тевтон. – В. А.) будет в Европе, снова и снова будет возникать война за войной. Нельзя ли отправить всех их в Африку. Пусть они цивилизуют там негритян, если только германская цивилизация окажется выше негритянской, в чем позволительно усомниться.

Шаховская подала ходатайство об отправке в действующую армию в качестве летчицы на высочайшее имя, и в декабре 1914 года она была определена в Ковенский авиационный отряд, где получила звание прапорщика. Однако вскоре по злой иронии судьбы Шаховскую обвинили в шпионаже в пользу Германии и приговорили к высшей мере наказания. Правда, личным распоряжением императора княгиня была помилована, тем не менее с авиацией ей пришлось расстаться.

Те женщины, которые не рассчитывали получить высочайшее разрешение, иногда переодевались в мужское платье и тайно проникали в действующую армию. Такие истории широко освещались российской прессой. В ряде случаев авторы публикаций явно увлекались полетом собственной фантазии. Так, «Русское слово» со ссылкой на «Киев» опубликовало заметку о доброволице Тычининой, которая получила отказ на сборном пункте и, срезав косу и переодевшись в солдатскую амуницию, уехала с вокзала вместе с запасными. Тычинина участвовала в боях у Островца, Опатово и Сандомира, получив якобы шесть пулеметных ран в грудь (sic!). И лишь после того, как она попала в лазарет «Утоли моя печали» в Москве, была раскрыта ее личность[284].

Мотивы у женщин, стремившихся на фронт, были разные. Если слушательниц высших женских курсов можно заподозрить в искреннем патриотизме, то в других случаях определяющим был личный интерес – желание вырваться из опостылевшей действительности. В качестве примера можно привести известный случай Марии Бочкаревой, ушедшей добровольцем на фронт осенью 1914 года. Война застала ее в Иркутской губернии, куда она отправилась в добровольную ссылку за своим гражданским мужем Яковом Буком. Однако тот стал пить, избивать жену, несколько раз чуть не убил, в результате у нее возникло желание бежать от него (как она бежала от официального мужа). Начало войны дало повод. Бочкарева вспоминала впоследствии:

Покинуть Яшу ради собственного блага казалось мне почти немыслимым. Но оставить его и пойти на фронт во имя бескорыстного самопожертвования – нечто совершенно иное. Идея отправиться на войну все сильнее и сильнее овладевала всем моим существом, не давая покоя[285].

Бочкаревой казалось, что начавшаяся война откроет для нее двери к новой жизни, в том числе поможет искупить некоторые грехи юности (соучастие в грабежах, прелюбодеяние и проституцию, покушения на убийство). У Марии «возникло неясное предчувствие того, что к жизни пробуждается новый мир, очистившийся от скверны, более счастливый и близкий к Богу». Очевидно, что эмансипированной столичной курсисткой Юрьевой и оказавшейся в сибирской ссылке крестьянкой Бочкаревой двигали разные мотивы. При этом общим оказывалось восприятие начавшейся войны как начала эпохи, открывавшей новые горизонты. Тем самым война способствовала распространению милленаристских ощущений, для одних связанных с чувством страха перед приближающимся концом, для других – с восторгом в предчувствии начала новой жизни. Эти ощущения получили более осознанное, идейное оформление чуть позже – в годы революции и Гражданской войны. Однако, говоря о женском добровольчестве, нужно учитывать, что в ряде случаев оно было вызвано проблемами в личной жизни, бытовой неустроенностью и порой являлось бегством, способом ухода от тяжелой жизненной ситуации.

Земгор и военно-промышленные комитеты в помощи фронту и тылу: от патриотической мобилизации к патриотической тревоге

В конце июля – в начале августа 1914 года по инициативе органов местного самоуправления (съезда уполномоченных губернских земств и московской городской думы) возникают две общественные организации, призванные помочь стране в военное время, – Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам (ВЗС) и Всероссийский союз городов помощи больным и раненым воинам (ВСГ). Оба они были основаны в Москве, что символически превращало ее в столицу общественной жизни и противопоставляло чиновничьему Петрограду.

Тем не менее ВЗС и ВСГ действовали в тесном контакте с правительством. Оба союза довольно быстро были легализованы высочайшим решением (хотя законодательно до конца так и не были оформлены), их члены вошли в состав Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, под председательством императрицы Александры Федоровны, а также в состав Красного Креста. Показательно, что, несмотря на всеобщее патриотическое воодушевление членов ВЗС и ВСГ, уже в августе 1914 года обнаружились признаки будущих политических конфликтов: члены курского земства, где доминировали соратники Н. Е. Маркова 2-го – черносотенца, радикального представителя национал-патриотических сил, – отказались вступать в ВЗС, во главе которого оказался близкий к кадетским либерально-патриотическим кругам князь Г. Е. Львов. Однако Николай II во время посещения Москвы принял Г. Е. Львова в Кремле и в ответ на заверения последнего в преданности передал благодарность и пожелание успеха всем деятелям ВЗС. Учредительный съезд ВСГ начался с заслушивания стоя текста верноподданнической телеграммы, которую намеревались отправить императору. Входившие в состав союзов представители оппозиционных партий временно отказались от политической борьбы и под лозунгами «Всё для фронта! Всё для победы!» сконцентрировались на решении насущных вопросов.

Первоначально деятельность союзов была ограничена помощью раненым воинам (хотя изначально в планы их создателей входил широкий круг вопросов, включавший борьбу с дороговизной, снабжение продовольствием, топливом, строительными материалами), но по мере затягивания войны и выявления сложностей в разрешении возникающих проблем государственными структурами компетенция союзов расширялась. Общественные организации начали формирование питательных пунктов, госпиталей, санитарных поездов, заготавливали белье и теплые вещи для фронта. Важно, что ВСГ и ВЗС действовали в тесном контакте с военными властями: в ряде случаев союзы выполняли прямые просьбы Генерального штаба и командующих армий по открытию полевых госпиталей на определенных участках прифронтовой полосы, созданию врачебно-питательных отрядов, поставках передвижных бань для солдат и пр. Большое внимание организации отводили подготовке медперсонала. С начала 1916 года ВСГ и ВЗС организовали в Москве при университете им. А. Л. Шанявского курсы общей и ортопедической хирургии. Бюрократизированный государственный аппарат был не способен своевременно решить многие из насущных вопросов, ставившихся затяжным характером войны, с которыми справлялись ВСГ и ВЗС. При этом, несмотря на частные пожертвования, основное финансирование деятельности союзов шло из государственного казначейства.

Несмотря на успехи деятельности союза, правительство ограничивало их компетенцию, игнорируя ряд исходящих предложений по мобилизации промышленности, созданию более эффективной системы здравоохранения. Активная работа союзов повышала не только их общественную роль, но и со временем наделяла определенным политическим