Каждая приводила себя в порядок, спрятав под косынкой бигуди.

В девять часов на носу палубы второго класса мужчины затеяли игру в пале[18].

Слышался голос мсье Лусто, торговца из Нумеа:

— Знаете, Жюстен, они сейчас ставят бассейн… Кажется, часам к одиннадцати можно будет окунуться.

Оуэн вызвал стюарда и заказал яичницу с беконом. Около часа он дотошно, как заправская кокетка, занимался своим туалетом. И к десяти часам, когда, собственно, случилось вышеупомянутое происшествие, Оуэн был безукоризнен — щеки так гладко выбриты, что кожа казалась нежной, как у женщины, волосы блестели, да и сам он, в белом полотняном костюме безупречного покроя, выглядел очень подтянуто.

Все началось с долгого звонка. Кто-то в одной из кают непрерывно яростно звонил, и стюард, прибежавший снизу, из кухни, постучал в дверь американца и вошел в каюту.

Выслушав поток нечленораздельной брани, он направился к мсье Жюстену, находившемуся на лестнице.

Затем последовала небольшая пауза. Стюард — маленький, постоянно улыбающийся вьетнамец по имени Ли — вернулся с подносом, постучав, зашел в каюту и закрыл за собой дверь; несколько мгновений спустя раздался грохот бьющегося стекла и стюард выскочил оттуда, вытирая свою куртку.

Именно тогда Филипп Оуэн вместе с несколькими другими пассажирами показался на палубе. Мадам Жюстен тоже была здесь, по-прежнему в кимоно. Подошел и Альфред Мужен. За ним постепенно собрались все остальные.

Мсье Жанблан предпочел бы замять происшествие, но вьетнамец, не смущаясь присутствием пассажиров, высоким голосом рассказывал о случившемся.

Он отнес американцу — того звали Уилтон С. Уиггинс — черный кофе и любезно наклонился над его постелью, чтобы передать ему чашку.

Американец, рассвирепев при виде кофе, резким движением оттолкнул поднос, а затем, схватив фарфоровый кофейник и чашку, со всего размаху швырнул их в стюарда. Чашка, разбившись о руку вьетнамца, поранила ему указательный палец.

Альфред Мужен слушал, нахмурившись. Затем медленно, спокойно, как человек, привыкший к ссорам, направился к приоткрытой двери со словами:

— Я научу этого дикаря хорошим манерам.

Мсье Жанблан попытался вмешаться:

— Оставьте, мсье Мужен… Пусть лучше этим займется капитан.

Инцидент тотчас же принял своеобразную окраску: пьяница был американцем, тем самым, дело приобретало политический характер.

— Эти люди считают, что им все дозволено…

— Мсье Мужен, прошу вас…

— Я набью ему морду!

Испуганные женщины волновались больше всех.

— Смотрите! Вот как раз и капитан!

И вправду, заслышав шум, капитан Магр спустился по трапу.

— Что случилось, Жанблан?

— Номер пятый позвонил и потребовал бутылку виски… По моему распоряжению ему принесли кофе и тогда…

Капитан зашел в каюту и закрыл за собой дверь. В глубине души большинство собравшихся надеялись услышать очередной грохот, но из каюты раздавались лишь голоса. Капитан вышел, поискал кого-то глазами и, увидев майора Оуэна, отозвал его в сторону.

— Могу я попросить вас поговорить с ним? Я не понимаю его английский, а он — мой.

Таким образом Филипп Оуэн с первого же дня появления на борту «Арамиса» начал играть на корабле полуофициальную роль.

Когда он, в свою очередь, вышел из каюты, то заметил иронический взгляд Альфреда Мужена, курившего на палубе. Оуэн поднялся прямо на верхнюю палубу, где открылась одна из дверей.

— Войдите! — позвал капитан, приглашая его в свою небольшую каюту.

Убранство ее оказалось весьма затейливым: на стенах акварели, написанные самим капитаном в свободное время. Поскольку перед ним открывались лишь морские пейзажи, он методично перерисовывал почтовые открытки: цветы, цыганок, снежные равнины, закат солнца в горах.

— Сигару?

— Спасибо… Я полагаю, что самое разумное — отнести ему бутылку виски, как он требует… Он все объяснил мне спокойным тоном, когда увидел, что я его понимаю… Он — влиятельный промышленник из Нового Орлеана… Такое с ним случается примерно раз в год…

Оуэн говорил с легкой, доброжелательной улыбкой, составлявшей главное его очарование. Жестикулировал он сдержанно, но нарочито красиво — руки у него были очень белые, слегка пухлые, изысканной формы.

— Вы, наверное, ходили в Малайзию, капитан? Тогда вы знаете, что аборигены называют «амок». Спокойный, невозмутимый доселе человек вдруг входит в транс, хватает кинжал, выскакивает из дома, мчится куда-то, устремив глаза в одну точку, с пеной на губах и убивает всех и вся, кто попадается ему на пути… Так вот, Уилтон С. Уиггинс тоже подвержен своего рода «амоку», только менее опасному. Я знал таких, как он, и все они были американцами.

Он небрежно поигрывал сигарой, от которой поднималась тонкая голубоватая струйка дыма. В то же время он внимательно изучал капитана и уже составил о нем свое мнение. Наверняка славный малый, мечтающий управлять не таким неприметным пароходиком, как «Арамис», а шикарным океанским лайнером. Капитан, видимо, был из тех, кто внимательно контролирует свои движения и поступки, изредка смотрится в зеркало, чтобы удостовериться, что соответствует тому образу, который сам для себя создал. Должно быть, он восхищается непринужденностью Оуэна и, наверное, оставшись один, тотчас же попытается скопировать его манеры.

— Французы это называют «выпустить пар»… Обычно человек уезжает из дома, начинает пить, садится на любое судно и пьет там десять, двадцать дней — с утра до вечера и с вечера до утра. Потом внезапно приходит в себя, испытывает острое желание вернуться домой, к семье с ее налаженным бытом. Доставьте ему то, что он требует, и я удивлюсь, если он вообще выйдет из каюты.

В итоге капитан вызвал стюарда и велел ему отнести пассажиру заказанную бутылку виски.

Затем мужчины еще немного поговорили. Капитан Магр, смущаясь, продемонстрировал свои акварели, а также фотографию дочери, учившейся пению в Бордо.

— Вы впервые будете на Таити, майор Оуэн? Долго собираетесь там пробыть? Желаю вам не разочароваться… Обычно ожидают чего-то совсем другого… Как раз природа там уникальная и климат превосходный. А вот люди, их жизнь, взаимоотношения… В общем, увидите!

Он добавил, слегка уничижительно в адрес пассажиров:

— Уже здесь, на борту, можно представить себе, что там вас ждет.

Это означало:

«Мы поняли друг друга, не так ли? Мы с вами принадлежим к иному кругу. Эти мелкие чиновники, коммерсанты, разумеется, люди неплохие, но им недостает настоящего воспитания».

Они поговорили о тех местах, где оба бывали. Вернее, говорил капитан — о Генуе, Неаполе, Порт-Саиде, Коломбо, Сайгоне…

— Когда захочется, поднимайтесь ко мне, запросто, без церемоний. Если вы любите коньяк, у меня еще есть в запасе две-три бутылки прямо из подвалов… Ведь моя жена родом из Шаранты, этот департамент славится коньяками…

За обедом майор оказался за столиком капитана вместе с инспектором по колониям, мсье Фрером. И весь обед он чувствовал