– Чудоища, – требует она, и он послушно садится в большое кресло у камина, устраивает её у себя на коленях. Спустя всего несколько страниц замечательной книги «Где живут чудовища» её веки тяжелеют, она сонно утыкается в рукав его свитера. Прислонившись к дверному косяку, я наблюдаю за ними, и моё сердце наполняется такой любовью, что мне кажется, оно сейчас взорвётся.

Вся эта любовь стала для меня откровением. Чем-то, чего я себе раньше не позволяла чувствовать. Будто во сне брела по жизни и, лишь услышав историю, которую рассказали мне Майри и Бриди, проснулась и увидела то, что всё это время происходило здесь, вокруг меня.

Жители этой деревни, где детей растят все сообща, раскрыли мне свои объятия ещё до того, как я появилась на свет, защитили меня, позволив моему дедушке остаться, позаботиться о моей маме и обо мне. Моя бабушка велела им молчать, чтобы спасти её будущую внучку, и они с готовностью согласились. И хранили эту тайну много лет, оплетая меня нежной и надёжной сетью любви.

Мне так стыдно признавать, что я по глупости всё поняла неправильно. Я пыталась вырваться из этой сети, мне казалось, что она держит меня, как ловушка, привязывает к этому месту, которое я покинула, едва только смогла, выпуталась и убежала далеко-далеко, не оборачиваясь. Но теперь я вижу всё это в новом свете. Конечно, все эти люди интересовались моей жизнью. Потому что я в долгу перед каждым из них. Скрывая тайну дедушки, они защищали Флору, растившую ребёнка без отца. И, может быть, этот ребёнок был для них чем-то большим. Может быть, он был надеждой для тех, кто, как Мойра Кармайкл, лишился всего. Ребёнок Флоры Гордон стал вспышкой света в темноте, нависшей над ними в те ужасные месяцы, когда они потеряли Алека и Руарида, и других молодых мужчин.

Всё изменилось. И не изменилось ничего. Правда – удивительная сила.

Дэйви дочитывает последние страницы. Глаза Дейзи закрываются, золотистые ресницы подрагивают. Я ставлю на стол стакан и иду к ней, поднимаю на руки, вялую, тёплую, тяжёлую. Осторожно кладу в кроватку, накрываю шалью, которую для неё связала бабушка, подтыкаю её, окутываю мою малышку любовью. Дейзи ворочается, шевелит ручонками, похожими на морские звёзды, сжимает ими мягкую шерсть. Старательно вывязанные ракушки будут охранять её покой до утра.

Когда я возвращаюсь, Дэйви сидит в кресле и смотрит на оранжевое пламя в камине. Он о чём-то глубоко задумался. Я устраиваюсь на диване, думаю о своём.

Он поднимается, идёт ко мне, и я кладу голову ему на плечо. Он отодвигается чуть в сторону, я вижу его взгляд, в котором сквозит неуверенность и что-то ещё, чего я не могу разобрать.

– Что такое? – спрашиваю я.

Он молчит, чуть встряхивает головой, и в уголках его глаз собираются морщинки, когда он ободряюще мне улыбается. Но за улыбкой прячется что-то другое, и мне нужно знать, что.

– Расскажи мне.

Он вздыхает. А потом проводит пальцами по волосам, словно приводит мысли в порядок, и говорит:

– Ладно.

Смотрит на меня, и я вижу по его взгляду, что разговор будет серьёзным.

– Я знаю, что Бриди и Майри рассказали тебе историю твоей мамы. Но есть ещё один момент, которого не знают и они. Никто не знает. Я долго скрывал эту тайну, думал, сказать тебе или нет. Но ведь это и твоя история, Лекси Гордон, и кто я такой, чтобы скрывать её от тебя? И к тому же, – добавляет он, – я хочу, чтобы между нами не было секретов. Никаких.

Я киваю, вне себя от нетерпения.

– В любом случае я бы выяснила. Я вижу тебя насквозь. Давай, рассказывай.

Он набирает в грудь побольше воздуха.

– Хорошо. Вечером того дня, когда застрелили сэра Чарльза, мы со Стюартом услышали разговор Кармайклов. Они сидели в гостиной под нашей спальней, и поскольку нас разделяли только доски пола, нам слышно было всё, о чём они говорят. Мистер К сказал, что врач должен выдать свидетельство о смерти, и ему придётся сначала позвонить в полицию и выяснить, точно ли это был несчастный случай. Миссис К была очень расстроена. Что случится с этой бедняжкой, если она потеряет отца сразу же после того, как лишилась брата и любимого? – спрашивала она. И что будет с малышом? Не могу даже думать об этом. Как думаешь, леди Хелен сможет убедить доктора Грейга не давать делу огласку? И мистер К ответил: если не сможет, Йена ждёт смертная казнь. Мы со Стюартом должны были уже спать. Но мы встали и спустились по лестнице, прошли мимо гостиной, которая была закрыта, чтобы удержать тепло, и вышли через чёрный ход. Мы много раз так делали, когда хотели наловить земляных червей для наживки. Взяли с собой рогатки и побежали к домику смотрителя. Мы всерьёз решили защитить твою маму и Йена, если придёт полиция. В карманах у нас было полно камней. Мы не могли не заступиться за них после всего, что они для нас сделали. Мы тысячу лет сидели в темноте на ступеньках у входной двери. И пока мы там сидели, мы слушали разговор твоих мамы и дедушки.

Тут Дэйви осекается и пристально смотрит мне прямо в глаза.

– О чём они говорили? – мягко подталкиваю я.

– Голос Йена сначала был тихим, и мы не очень-то много расслышали. А потом Флора сказала: «Нет, папа, я не позволю тебе нести наказание за то, что я совершила». И Йен чётко и твёрдо ответил: «Я не дам им забрать тебя, Флора. Не дам забрать моего внука. Ты спасла меня от его первого выстрела. И я не сомневаюсь, что второй предназначался тебе». Твоя мама на него зашикала, они вновь начали шептаться, и остального мы не разобрали.

Я смотрю на него, пытаюсь понять, что значат его слова.

– Мама…

Он кивает.

– Потом они, видимо, легли спать. А мы со Стюартом сидели там и охраняли дверь, пока нас не начало клонить в сон. Мы почти замёрзли. А потом решили, что, наверное, уже поздно и полиция не придёт, так что вернулись домой через чёрный ход, и никто нас не заметил.

– А кто-то ещё знал? – спрашиваю я. – Что это мама застрелила сэра Чарльза?

– Нет, насколько я знаю. Мы со Стюартом никому не сказали ни слова. Все остальные поверили Йену, что на курок нажал он.

Свет огня мерцает, погружая нас в игру света и тени.

– Ну а потом доктор Грейг без вопросов зафиксировал смерть. Думаю, он всё понял. Леди Хелен, конечно, говорила с ним очень убедительно. И наверняка он достаточно часто лечил её ушибы и вправлял переломы, чтобы понять, что происходит за закрытыми дверьми поместья Ардтуат. Так что, может быть, договориться с ним оказалось не так уж трудно.

Некоторое время я не в силах говорить, от боли у меня сжимается горло. Я хочу плакать о маме, которая, не раздумывая, защитила своих отца и будущего ребёнка. Я хочу плакать о двух маленьких мальчиках, которые сидели, дрожа, в темноте под дверью этого домика, готовые рогатками отбивать нашу семью от полицейских. И ещё хочу плакать от жгучего чувства стыда, что так бездарно потратила свою жизнь, стоившую им всем так дорого.

Дэйви обнимает меня, гладит мои волосы. Я смотрю на него и вижу в его взгляде ту же боль, вижу, что уголки его губ смотрят вниз.