Шрифт:
Закладка:
Вот и я бы назвал безумием это красивое вышагивание прусских войск под музыку. Прямо на наши многочисленные пушки, ракеты и винтовки. Как только противник вошел в зону поражения, по нему начала работать русская артиллерия. Потом в ход пошли и русские винтовки. Которые били гораздо дальше гладкоствольных фузей прусских пехотинцев. Поэтому сейчас прусская пехота начала нести потери от нашего огня, а вот сама в ответ еще не стреляла. Слишком было еще далеко для гладкоствольных ружей. А стреляли наши пехотинцы не только далеко и довольно точно. Но еще и очень быстро. Сейчас солдат прусской армии мог выстрелить с перезарядками из своей дульнозарядной фузеи раза два-три в течение минуты. Русские же пехотинцы из своих казнозарядных нарезных винтовок системы «Зубова» могли стрелять шесть-семь выстрелов в минуту. И они стреляли, стреляли, стреляли, не переставляя. Как и наши пушки. Которых у нас тоже имелось очень много.
И потери пруссаков от этого сосредоточенного огня были страшными. Но, тем не менее, они все равно продолжали упрямо идти в нашу сторону, сжимая в руках свои бесполезные ружья. Этого зрелища своей безнаказанно избиваемой пехоты не выдержал король Фридрих Первый. И по его приказу трубачи заиграли атаку для прусской кавалерии. Кстати, прусским кавалеристам также прилетало, пока они ровными коробками приближались к нам навстречу. Но, несмотря на ощутимые потери, они не ринулись в атаку без приказа, как это делали всегда поляки или татары. Дисциплина в прусской армии была хорошая. Прямо как и в русской армии. И теперь прусские кавалеристы дисциплинированно рванулись в атаку, облегченно выдохнув. Ведь очень тяжело вот так медленно двигаться, соблюдая равнение под огнем противника.
И вражеская кавалерия пошла в атаку все больше и больше разгоняясь для удара. Но я тоже не дремал и вовремя приказал отработать по наступающей коннице противника из наших ракетных установок. Я давно заметил, что это громкое и эффектное оружие очень эффективно против кавалерии. Оно не столько убивает, сколько пугает лошадей и людей. Особенно, если эти кони и люди видят выстрелы ракет первый раз в жизни. Для неподготовленных умов начала восемнадцатого века – это ужасное и пугающее зрелище. И пруссаки тоже не стали исключением. Лошади врагов уже ожидаемо обделались и перепугались до полусмерти. Люди также выглядели испуганно.
В общем, атака прусской кавалерии застопорилась и превратилась в толпу обезумевших от страха лошадей и людей. После чего по моей команде в них врезалась атакующая лава русской конницы. Пехота противника тоже была впечатлена залпами русских ракет. Ровные шеренги прусских солдат дрогнули и остановились. Кое-где прусские пехотинцы даже начали бросать оружие и разбегаться. И здесь не помогали даже громкие вопли прусских офицеров и унтеров. Да, и осталось тех командиров у противника не так уж и много к этому времени. Ведь я специально учил своих солдат в первую очередь убивать вражеских командиров. А стрелять прицельно мои солдатики умели. Мы же их специально обучали меткой стрельбе. Это в европейских армиях сейчас делали упор на быстроту стрельбы и владение штыком или другим холодным оружием. Про меткую стрельбу там никто не вспоминал. Просто потому что стрелять метко на дальней дистанции из гладкоствольных ружей, находившихся на вооружении у всех армий Европы, было нереально. Сейчас европейские солдаты просто стреляли куда-то в сторону противника. Ведь у них на гладкоствольных фузеях даже нормальных мушек не было для прицельной стрельбы. Это вам не нарезное оружие. Из которого вполне возможно точно поражать цели, расположенные в двухстах-трехстах метрах от стрелка.
Вот кто-то скажет, что я начинаю уже действовать шаблонно, применяя раз за разом одну и ту же тактику во время сражений с врагами. Может быть и так? Но пока моя тактика работает и приносит мне победы. И зачем же тогда ее менять и изобретать велосипед? Ведь даже все эти гении тактики вроде Александра Македонского, Карла Двенадцатого, Наполеона, Суворова или Кутузова. Тоже вырабатывали свою определенную тактику боя, которую и применяли с разными вариациями во всех сражениях. Ну, а я не гений. Поэтому для меня и так сойдет. Ведь я пока побеждаю. Пока оно так эффективно работает. Я другого изобретать не стану.
Вот и теперь все сработало как надо. Прусская кавалерия в панике бежала, не выдержав натиска русской конницы. Прусская пехота продержалась чуть больше. Но также начала разбегаться, бросая оружие. А вот король Фридрих Первый был убит. Он, в отличие от трусливого польского короля Августа Второго, не удрал, а довольно храбро пытался остановить свои бегущие в панике войска. Но был зарублен русскими казаками, преследовавшими бегущих пруссаков. Жаль, конечно, что казачки его прикончили, в пылу боя сразу не разобравшись, кто находится перед ними. Но я за это их ругать не стал. А даже щедро наградил. Всего по итогам сражения при Франкфурте прусская армия потеряла примерно десять тысяч человек убитыми и ранеными и около одиннадцати тысяч пруссаков сдались в плен. Наши потери составляли сто три человека.
Вот после этой блестящей победы над прусской армией, которая считалась одной из самых лучших в Европе. Обо мне заговорили во всех королевских дворах Европы. До этого момента я ведь был каким-то диким восточным варваром. Который где-то там нагибал других таких же диких варваров. Да, да! Придурковатых поляков в той же Франции, Австрии, Англии, Голландии или Испании считали такими же дикарями как и русских. Поэтому победа моя над ними никого особо не удивила. А вот Пруссия – это уже совсем другое дело. Пруссия – это уже настоящая европейская страна с сильной армией европейского образца. И после победы над прусским королем Фридрихом Первым меня теперь стали воспринимать серьезно. Впрочем, мне до восхищения и уважения всех этих европейцев нет никакого дела. Я не дурной Петруша, который жаждал войти в клуб европейских монархов как равный. Чтобы им обязательно восхищались и ставили в пример. Я не такой тщеславный болван. И воюю здесь не ради восторженного признания европейских элит. Я просто знаю, что это невозможно. Мы для просвещенных европеоидов
