Шрифт:
Закладка:
Куракин быстро вернул толщенную тетрадь, благодарил Павла за доверие; «Записки» запечатаны царской печатью… Но вскоре молодой Панин (сын генерала Панина и племянник министра), затем другой аристократ — Воронцов, еще и еще особо важные персоны тихонько признаются друг другу, что познакомились с потаенными мемуарами…
Откуда же?
Все благодарят Куракина.
За те немногие дни, что рукопись гостила у князя, он разделил ее на несколько частей и велел скопировать каждую опытным писарям… Возможно, то были грамотные, даже владевшие французским крепостные. Или вольные, но «маленькие» люди, охотно принявшие княжескую мзду за свой труд и испуганно хранившие о том молчание…
Царь Павел до последней минуты верил, что мемуары Екатерины находятся в вечном заточении, а они меж тем потихоньку гуляли на свободе…
От Куракина и других вельмож копии «Записок» отправляются к таким важнейшим читателям, как Карамзин, Александр Тургенев, Пушкин…
Проходит лет сорок.
Николай I, не любивший свою бабку Екатерину и полагавший, что она «позорит род», стремился конфисковать все списки. Даже наследник Николая смог познакомиться с мемуарами прабабки лишь тогда, когда стал императором Александром II: до этого Николай запрещал своим родственникам знакомиться с «позорным документом»; член царской фамилии великая княгиня Елена Павловна могла получить копию только от Пушкина, который 8 января 1835 года записал: «Великая княгиня взяла у меня „Записки“ Екатерины II и сходит от них с ума».
Увидев в списке бумаг погибшего Пушкина «мемуары императрицы», Николай I написал против них: «ко мне».
В советское время, когда отмечалось столетие со дня смерти Пушкина, юбилейная сессия Академии наук обратила внимание будущих исследователей на особую необходимость — найти «тетрадь Милорадовича» (сборник эпиграмм, составленный поэтом в кабинете петербургского генерал-губернатора, а затем бесследно исчезнувший), а также пушкинскую собственноручную (как в ту пору думали) копию «Записок» Екатерины II.
Наконец, в 1949 году, при разборе рукописей, входивших в состав библиотеки Зимнего дворца, была обнаружена копия мемуаров — два переплетенных тома, — сделанная на бумаге с водяным знаком «1830». Первые несколько строк были списаны рукой Натальи Николаевны Пушкиной; часть текста была внесена в тетрадь опять же рукою Натальи Николаевны Пушкиной, а также ее брата, очевидно помогавших Александру Сергеевичу. На форзаце обоих томов рукою Пушкина помечено: «А. Пушкин».
Сегодня они хранятся в Пушкинском Доме…
Меж тем в 1837 году, когда пушкинская копия «Записок» была взята царем, полуофициальным образом было передано настойчивое пожелание Николая I, обращенное к осведомленным придворным кругам, — вернуть, сдать копии «бабушкиных воспоминаний». Большинство выполнили царскую волю — из страху или из понятий дворянской чести… В последние десятилетия николаевского правления русское образованное общество скорее слыхало о существовании мемуаров императрицы, чем было знакомо с самим документом. Герцен писал: «<Академик> Константин Арсеньев… говорил мне в 1840 году, что им получено было разрешение прочесть множество секретных бумаг о событиях, происходивших в период от смерти Петра I и до царствования Александра I. Среди этих документов ему разрешили прочесть „Записки“ Екатерины II (он преподавал тогда новую историю великому князю, будущему наследнику престола)».
Тем не менее и тогда не все копии были возвращены императорской семье: так, Александр Тургенев один список вернул, а несколько других сохранил при себе…
Минули еще годы, отгремела Крымская война, окончилось царствование Николая, уходили 1850-е…
О «Записках» Екатерины в мире все еще не знают, — но они живут, угрожают…
1858
«Спешим известить наших читателей, что П. Трюбнер издает в октябре месяце на французском языке „Мемуары Екатерины II, написанные ею самой (1744–1758)“.
Записки эти давно известны в России по слухам и, хранившиеся под спудом, печатаются в первый раз. Мы взяли меры, чтобы они тотчас были переведены на русский язык.
Нужно ли говорить о важности, о необычайном интересе „Записок“ той женщины, которая больше тридцати лет держала в своей руке судьбы России и занимала собою весь мир от Фридриха II и энциклопедистов до крымских ханов и кочующих киргизов».
Это объявление появилось в Лондоне в сентябре 1858 года на последней странице 23–24-го номера русской революционной газеты «Колокол», и тысячи читателей угадали «почерк» Искандера, Александра Ивановича Герцена.
В «Записках» описана молодость ее, первые годы замужества, — тут в зачатках, в распускающихся почках можно изучить ту женщину, о которой Пушкин сказал:
Насильно Зубову мила Старушка милая жила. Приятно, понаслышке блудно, Вольтеру лучший друг была, Писала прозу, флоты жгла И умерла, садясь на судно. И с той поры в России мгла, — Россия бедная держава, С Екатериною прошла Екатерининская слава![21]Примерно через неделю несколькими потаенными путями этот номер «Колокола» просочится в Россию и вскоре окажется в руках московских и харьковских студентов, петербургских профессоров, чиновников, литераторов, военных, ляжет на стол Александру II и шефу жандармов. Сообщение о мемуарах Екатерины II — точно известно — вызвало шок, испуг и недоверие властей (а вдруг обман!).
Герцен, впрочем, обладал особым умением — нервировать своих противников обещаниями приближающегося удара: сообщение о предстоящем выходе тайных «Записок» прабабушки ныне царствующего императора было повторено в следующих номерах…
Через два месяца, 15 ноября 1858 года, 28-й номер «Колокола» уже извещал о выходе «Записок» на языке подлинника — французском. Затем последовали русское, немецкое, шведское, датское, второе французское, второе немецкое издания.
«Бывают странные сближения», — писал A. C. Пушкин. Странным сближением на этот раз было то обстоятельство, что секретные мемуары императрицы сделались всеобщим достоянием ровно через сто лет после тех событий, которые в них описываются (1759–1859). И всего за несколько месяцев до того «Колокол» приглашал своих читателей к Щербатову и Радищеву. Откровенные