тщедушный Толик смотрелся несколько комично, но когда взял медиатор и сыграл быстрым переменным штрихом какую-то незнакомую народную композицию, я понял, что у нас отныне есть басист.

— Да, это не балалаечка, конечно, — протянул он.

— Это круче, — засмеялся я.

Девочки тоже сменили первоначальный скепсис на милость.

— Ты же из седьмого «а», да? — робко спросила Света.

— Ага, — запустив пятерню в вихры, ответил Толик.

— А музыкалку чего бросил? — спросила Варя.

— Да ну её в баню, скукотища, — ответил Толик.

— Давайте уже играть! — нетерпеливо воскликнула Катя.

— Толик! Можешь подглядывать, что Света играет, и за ней повторять, понял? — сказал я.

— Понял! — откликнулся пионер.

Заиграли «Одного в темноте». Толик сначала немного тупил, но потом освоил основные риффы и больше по нотам не промахивался. Ритмический рисунок там и вовсе был элементарный, а темп медленный, так что ритм-секция особо и не напрягалась. Упор я в этой песне делал на пение и мелодичные соло-партии.

Когда в миксе наконец зазвучал бас, вся песня начала восприниматься совершенно иначе. Более полной, целостной, яркой. Живой. В этом весь секрет баса, в миксе он почти незаметен, но без него никак.

— Огонь! — воскликнул я, когда мы доиграли.

— А прикольно, — хмыкнул Толик. — Я думал, вы тут так, фигню всякую играете.

— Сам ты фигня, — обиделась Катя.

— На концерте-то не был? — спросила Варя.

— Не, я болел, — сказал Толик. — Так-то я на балалайке выступать должен был тоже.

— Понятно. Сейчас-то не болеешь? — спросил я.

Толик шмыгнул носом.

— Нет, сейчас уже нет, — сказал он.

— Смотри, перед конкурсом не вздумай заболеть, — пригрозила Катя.

— Да я чё, спецом что ли… — буркнул он.

Да, неловко получится.

— Давайте вторую попробуем, — предложил я. — Толик, тут показывать надо, смотри…

Я продемонстрировал ему басовую партию, сыграв её на гитаре. Толик тут же её повторил, не без ошибок, но суть выхватил быстро.

Катя дала счёт, немного быстрее обычного, и мы почесали вперёд, источая подлинную злобу из колонок. Мне нравилось думать, что это первая в Союзе трэш-металлическая песня, по-настоящему тяжёлая, и с бас-гитарой она зазвучала ещё тяжелее. Жаль, нет ещё одной педали перегруза или овердрайва, перегруженный бас был бы очень кстати. И спаять не выйдет, только если очень долго искать комплектующие. До конкурса не успеть.

— Ха-ха! Мирный атом в каждый дом! Ну вы даёте! — расхохотался Толик, едва мы доиграли.

— Да вроде песня как песня… — пробормотала Варя.

— Не, всё круто! — махнул рукой пионер. — А ещё есть такое?

— Мы ещё «Каскадёров» разучиваем. Я, кстати, текст принесла, Саш, держи, — Света протянула мне сложенный вчетверо тетрадный листочек.

— Вроде тоже песня неплохая… — пробормотал Толик.

Я вчитывался в пляшущие рукописные строчки. Незамысловатый текст, но довольно неплохо запоминающийся.

— Спасибо, Светик. Где взяла? — спросил я.

— По радио передавали. Я и записала быстренько, — улыбнулась она.

— Молодчина, Света, — похвалила её Варя. — Может, и их сыграем?

— Показывайте, — с готовностью отозвался Толик.

Мы заражали друг друга энтузиазмом, работая над песнями по несколько часов кряду, оттачивая своё мастерство и занимаясь тем, что каждый из нас искренне любил, музыкой. Все проблемы и невзгоды сразу отступали на второй план, всё плохое забывалось. За это я и любил наши репетиции.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Прогнали все песни ещё по одному разу, и Катя, как обычно, взмокшая после игры на барабанах, запросилась домой.

— Ребят, мне домой бежать пора, — сказала она.

— Значит, закругляемся. Без барабанов особо не поиграешь, — сказал я. — Толик, ты как? Готов с нами играть?

— Всегда готов! — шутливо воскликнул пионер, убирая бас обратно в клетчатый чехол. — Мне нравится. Не балалайка, конечно, но тоже круто!

— Отлично, — сказал я. — Завтра после шестого урока приходи опять.

— Завтра у меня кружок авиамоделирования, не могу, — сказал Толик.

— Ладно, завтра без тебя… Послезавтра? — протянул я.

— Послезавтра в художку, — сказал он.

— В четверг? — спросил я.

— В четверг можно, — закивал Толик. — Виктор Борисыч всё равно болеет пока.

— Кто? — не понял я.

— Тренер. По плаванию, — сказал Толик.

— Ясно… В четверг, значит, приходи, будем отрабатывать материал, — сказал я.

— Договорились! — улыбнулся он, махнул всем рукой на прощание и вышел.

С девочками мы, как обычно, вышли все вместе. Прошлись по двору школы, остановились у калитки. С тополей, росших вдоль сетчатого железного забора, уже почти облетела листва, голые ветви качались на ветру. Старшеклассники гоняли мячик, играя в одно касание, неподалёку от них высилась груда портфелей. Я почувствовал чей-то пристальный взгляд и внимательно посмотрел на них, но не заметил ничего стоящего внимания.

— … а у Любочки туфли видела какие? Чешские! — донёсся до меня обрывок девичьего трёпа, который я обычно пропускал мимо ушей.

— Не-а, чё-т не обратила внимания…

— Классные такие!

Я вновь погрузился в собственные мысли, полностью выпадая из разговора. Меня немного тревожило грядущее прослушивание у Кобры. Без него нас до конкурса не допустят, а с ним, возможно, зарубят весь репертуар к чертям собачьим. Я подумывал схитрить, сыграть Кобре одно, а на конкурсе сыграть другое, но это тоже чревато большими проблемами в будущём. Как минимум, путь на официальные мероприятия для нас будет закрыт. Как максимум, наш вокально-инструментальный ансамбль будет распущен.

— Ну, ребят, я побежала! — воскликнула Катя.

— Пока, Кать! —