Не только этим, вообще хоть чем-то.

Но даже если мать не может — или не хочет — делиться, она, Анна, могла бы. Прежде всего она расскажет матери, что у нее рак. Что она одна и напугана. Шварцман уже раз десять прокручивала в уме этот разговор. Но в каждой версии, как бы она ни преподносила это известие, мать неизменно говорила: «Позвони Спенсеру. Спенсер тебе поможет. Спенсер все еще любит тебя».

Он так меня любит, что ради меня убивал. Он убил Аву, чтобы заманить меня сюда. Вот как он меня любит.

Нет. Этого она никогда не скажет. В свое время Анна показала матери синяки, чтобы доказать, как она потеряла ребенка. «Несчастный случай», — сказала мать. В ее глазах Спенсер был идеалом. Идеальный джентльмен, идеальный муж.

Решится ли Спенсер убить еще и маму? Или же пощадит, как лучшую свою союзницу? Как ей защитить мать, если та не верит, что угроза реальна?

Анна присела на корточки, обхватив голову руками. Каждый раз, когда отец объявлял, что пора возвращаться в Гринвилл, она сидела на верхней ступеньке крыльца и умоляла Аву позволить ей остаться — еще на одну ночь или хотя бы час…

Анна уткнулась лбом в колени.

С улицы донесся детский плач. Когда они гуляли по этим улицам, Ава всегда здоровалась с каждой из здешних мам по имени.

Шварцман встала и отступила за колонны крыльца, не желая, чтобы проходившая мимо женщина ее заметила — она была не готова к соболезнованиям и вопросам. Но тут заплакал второй ребенок. Анна прислушалась, ожидая услышать ласковый материнский голос, но так и не услышала. Только плач.

Она выглянула в переулок позади дома. Одна из дверей гаража была приоткрыта. Снова плач. Потом шипение.

Кошки. Это всего лишь кошки. Вероятно, Ава оставила им молоко.

На улице наступила тишина, а затем послышались лязг металла и звон разбившегося о бетон стекла. Охваченная тревогой, Шварцман спустилась по лестнице и свернула за угол дома.

Как долго кошки были внутри? Что если они там все перевернули вверх дном? Она шагнула на гравийную дорожку, но вдруг застыла как вкопанная.

Спенсер.

Что если это он? Кошки. Грохот. Идеальный способ заманить ее в гараж. Пульс стучал так сильно, что грозил вырваться наружу. Вдруг это ее шанс?

Глубоко вздохнув, Анна вытащила из кармана телефон, поставила камеру в режим видео и, нажав на «Запись», засунула телефон в задний карман микрофоном вверх.

У тебя получится.

Заряженная адреналином, она осмотрела боковую сторону дома в поисках оружия. Идеально подошли бы лопата или грабли, но Ава не занималась садоводством. Рядом с гаражом в землю был воткнут металлический прут от забора длиной примерно фута в два с половиной. Слегка тяжеловат, но сгодится. Шварцман вытащила его и, пока шла, сжимала обеими руками, направив острие вперед, прямо перед собой.

Кошки притихли. Анна приостановилась у входа. Представила, как Спенсер, включив запись орущих котов, стоит внутри и ждет, когда она переступит порог. Анна облизнула губы и крепче сжала прут. Давай, Шварцман. Ей ничто не мешало повернуться и убежать. Нет, она подождет. Если Спенсер внутри, он снова включит запись.

Она сделала шаг вперед. Ничего.

— Эй, киска…

Это вообще срабатывает при обращении с кошками? Или это слишком очевидно?

Знал ли Спенсер, что она что-то подозревает? Услышал ли сомнение в ее голосе?

В гараже царила оглушительная тишина. Секунды тянулись одна за другой. Нет, она просто нагоняет на себя страх. Не всякая необычная вещь — происки Спенсера. Возможно, кошки настоящие. Как и ее рак. Эх, если б только Спенсер его выдумал…

Анна сделала шаг вперед и слегка толкнула дверь ногой. Наружу выскочил маленький серый котенок. Шварцман отпрыгнула. Котенок пробежал по переулку и остановился, чтобы посмотреть на нее. Настоящий. Никакая не запись.

Она выдохнула и осторожно толкнула гаражную дверь. Солнечные лучи прорезали по полу яркую дорожку света. В центре гаража сидел небольшой полосатый кот.

У Шварцман никогда не было ни кота, ни кошки — мать не хотела видеть этих животных у себя в доме. Лишь рыбки и черепаха по имени Хамфри, прожившая у нее около десяти месяцев.

Но у Авы на протяжении всех этих лет были кошки — иногда ее собственные, но чаще те, которых она просто кормила. В гараже всегда стояла мисочка с молоком.

Анна подперла дверь камнем и закинула металлический прут на плечо. Старательно прислушиваясь, сделала шаг внутрь. Остановилась, оглядела углы комнаты и медленно двинулась к полосатому коту.

В гараже было просторно: ни больших ящиков, ни оборудования, ничего крупногабаритного, за чем можно было спрятаться. Спенсера здесь не было. Боковая дверь имела лаз для кошек. Анна опустила прут на пол и протянула руку.

— Эй, киска, иди ко мне, — сказала она своим самым ласковым голосом и подошла ближе. Кот встал на четыре лапы и высоко выгнул спину. Шварцман присела на корточки и протянула руку. — Все в порядке. Иди сюда, киска.

Ожидая, когда кот осмелится подойти, она окинула взглядом царивший вокруг разгром. В дальнем конце гаража перевернулся баллончик с краской. Крышка оторвалась, и белая краска растеклась по цементному полу. Рядом валялась разбитая старая лампа. В белоснежной луже лежали осколки фарфора.

Шварцман помнила эту лампу. Она стояла на столе рядом с любимым креслом Авы. Рядом лежал малиновый шелковый абажур. Анна посмотрела на кота. Тот явно никуда не спешил. Когда же она попыталась подобрать его, он пулей пронесся мимо и выскочил за дверь.

Если это кошки Авы, то наверняка где-нибудь найдется еда для них, даже если они бездомные.

Однако она не увидела ни кошачьего лотка, ни еды, только пролитую краску и разбитую лампу. Наклонилась и поставила вертикально баллончик с краской. От него исходил едкий запах, гораздо более сильный, чем от его содержимого.

Прикрыв рот внутренней стороной локтя, Анна потянулась, чтобы поднять абажур. А когда выпрямилась, ударилась обо что-то твердое позади себя.

О человеческое тело.

— Нет! — закричала она и бросилась вперед. Ладони скользнули по бетону. Он дернул ее назад, и ее колени оторвались от земли.

Анна пошатнулась и приземлилась на мягкое место. Удар вибрацией отозвался в позвоночнике. У нее перехватило дыхание, но прежде чем она успела отдышаться, он снова схватил ее. Анна энергично заработала локтями, пытаясь попасть ему в голову.

— Отпусти меня!

Он притянул ее ближе и усадил себе на колени. Одеколон «Гуччи». Спенсер прижал к ее лицу какой-то лоскут. Еще один запах. Как из баллончика с краской. Нет. Не краска. Хлороформ. Шварцман попыталась вывернуться, но Спенсер был слишком силен.

Затем запах исчез. Анна почувствовала головокружение и тошноту и попыталась оторвать его от себя, чувствуя мужские пальцы на своем горле. Он никак не отреагировал, просто усилил хватку.