бы, например, из уст Моргана или Рокфеллера. В то же время Генри Форду никак нельзя было отказать в остроте ума. Все свои суждения, даже спорные, он четко, логично аргументировал и тут же приводил в пользу своих доводов наглядные примеры из жизни.

По стилю общения Генри Форд был типичным бизнесменом, который заботился о каждой минуте своего времени. Учтиво поприветствовав меня, он спросил о плане моего визита. Я объяснил, что в течение дня хотел бы побеседовать с ним пару часов, а также немного поработать на любом свободном месте на фабрике. Магнат пояснил, что пустующих рабочих мест на его заводе не бывает никогда. На смену заболевшим или внезапно уволившимся сотрудникам немедленно, в то же утро находят замену – иначе встала бы работа всего его знаменитого конвейера. Но он даст указание одному из своих работников уступить мне его рабочее место. Следующий вопрос магната был неожиданным.

– Вы умеете водить автомобиль?

За сто лет автовождение разительно изменилось. Поэтому мне пришлось ответить уклончиво:

– Я никогда не сидел за рулем Модели Т.

– Ничего страшного. К полудню я освобожусь, и мы съездим на обед на нашем чуде техники. Ничем в жизни я не наслаждаюсь сильнее, чем когда сам, лично управляю моими автомобилями.

Я поблагодарил Форда. Мы договорились, что я погуляю по территории завода (разумеется, с сопровождающими). Стояло приятное летнее утро, но с каждым часом солнце пекло все сильнее.

По современным понятиям первый завод Форда в Хайленд-парке не был громадным: скорее наоборот, показался мне компактным. Спустя несколько лет магнат инвестирует все свои богатства в огромное новое производство в том же штате, но намного дальше от Детройта. Помимо автомобилей там он начнет производить еще и военную технику по заказам Пентагона, вплоть до самолетов. Но здесь я насчитал всего шесть или семь производственных ангаров, серых, стоящих один за другим почти впритык. Тем не менее в них ежедневно трудилась целая армия из 20 тысяч рабочих. За год из стен фабрики выезжали 500 тысяч автомобилей: большая цифра даже для современного отдельного автозавода, а в те годы – просто невероятная.

Все дело было в совершенно новой, сверхрациональной организации фордовского производства. Он превратил помещения завода в огромный муравейник, где каждый рабочий-муравей выполнял всего несколько простых, однотипных, бесконечно повторявшихся в течение смены движений. Раньше строящийся автомобиль стоял в фабричном цехе на одном месте, а рабочие суетились вокруг него до его полной готовности, затем это место занимало следующее авто. Революционная идея Форда заключалась в том, что не рабочие должны двигаться вокруг автомобиля, а автомобили перемещались вдоль огромного ряда рабочих, станков и механизмов. Так он достигал нескольких полезных целей: реализовывал принцип Адама Смита о максимальном разделении процесса производства на мелкие этапы для роста эффективности; исключал непроизводительную ходьбу рабочего по цеху (тот всю смену стоял на одном месте). Конвейер обеспечивал выпуск не просто стандартных машин, а практически идентичных, неотличимых друг от друга. Для удобства рабочих конвейерная лента двигалась на уровне пояса; на некоторых участках немного выше или ниже: рабочие сортировались по бригадам в соответствии с их ростом. Во время смены рабочим строго запрещалось разговаривать: за оброненную фразу можно было схлопотать штраф, при повторном нарушении – увольнение. В случае возникновении проблемы рабочий должен был поднять руку, затем продолжать работу, пока к нему не подойдет бригадир. За девятичасовую смену работник имел право один раз отлучиться в туалет не более чем на пять минут: задержка на секунды сверх этого тоже каралась штрафом. В середине смены конвейер останавливался на 15 минут, и рабочим (за их деньги) раздавали ланч-боксы с бутербродом с маслом и фруктом. Сбегать вымыть руки времени не было, поэтому рабочие перекусывали, сидя прямо на полу цеха и беря продукты грязными, черными от машинного масла руками.

Впрочем, что касается запрета на разговоры, то это было формальностью: в этом я убедился сразу, заглянув в помещение одного из цехов. От работы большого количества станков, штамповавших или резавших разные детали, в помещении стоял оглушительный грохот, ничего не было слышно, а рабочие носили специальные затычки в ушах. Кроме того, состав рабочей силы был предельно интернациональным: в основном на заводах Форда работали иммигранты, говорившие на разных языках.

Из положительных впечатлений от фабрики в памяти осталась огромная парковка из сотен плотно припаркованных черных Моделей Т. Они отличались лишь тем, что кузов одних был открыт и они были похожи на фаэтоны-кабриолеты, другие были с крышей (складываемый верх стал одной из популярных инноваций Форда). Это автомобили, на которых многие из рабочих приехали на работу. Генри Форд всю жизнь был противником банков и кредитов. Если его рабочий ездил на «форде», это означало, что он мог заплатить за автомобиль всю его стоимость. Покупка сотрудником автомобиля любой другой марки запрещалась (позже запрет был снят, но только для руководства).

При всей жесткости, а порой и жестокости регламентов фабрики-муравейника ей нельзя было отказать в том, что она действительно работала точно и безукоризненно, как часы. Из широких ворот сборочного цеха каждые четверть часа торжественно (под громкую музыку репродукторов), как на параде, выезжали партии из десяти новеньких, сверкающих на солнце ровной черной краской автомобилей-близнецов. Не знаю почему, но мне это зрелище понравилось.

Не будучи техническим специалистом, я попросил, чтобы кто-то из инженеров сделал для меня экскурсию по разным цехам фабрики. Все цеха, по современным понятиям, помимо невыносимого шума, были еще и слабо освещены, сильно замусорены и замаслены. В воздухе стояла тяжелая горячая взвесь вредной пыли, гари и копоти, было трудно дышать. Удивительно, но, по меркам того времени, заводы Форда считались передовыми с точки зрения вентиляции, чистоты и порядка. На других крупных заводах Америки тогда, видимо, дела обстояли и того хуже.

К полудню, поблагодарив за экскурсию и отряхнув рукава моего пиджака от черной пыли и железных опилок, я вернулся в офис. Форд кивнул мне, затем мы вышли через отдельный проход, огороженный высокими бетонными стенами, в сопровождении нескольких дюжих охранников, вооруженных до зубов. Когда мы совершали поездку, автомобиль охраны следовал за нами по пятам; еще один телохранитель сидел на заднем сиденье нашей машины, с револьвером в руках. Я вспомнил о Джоне Рокфеллере, первом в истории миллиардере, который никогда не имел охранников, и подумал о разности взглядов на жизнь этих двух легендарных людей.

Подойдя к «Жестяной Лиззи», ее создатель предложил мне сесть за руль и попробовать доехать до перекрестка по фабричной дороге, где не было других машин. Я немного растерялся. По привычке подергал за левую переднюю дверь, но она не открывалась: в автомобиль и водитель, и пассажиры садились через