— А чего вы, собственно, ожидали? — усмехнулся Александр Владимирович. — Что я попрошу аудиенции у его величества и попытаюсь предложить…

— Нет, конечно же, — хрипло пробасил третий визитер — коренастый мужчина в форме с генеральскими погонами. — Я доверял вам целиком и полностью, князь. Но похищение наследника престола — это форменное безумие!

Как будто он не знал все с самого начала. Нет, конечно, Александр Владимирович до последнего не делился подробностями плана даже с теми, кто непосредственно участвовал в штурме дворца. Однако складывать два и два из присутствующих наверняка прекрасно умел любой. И никто не сказал ни слова против. Все единодушно промолчали… тогда. И с таким же единодушием сейчас изображали неведение, пытаясь найти виноватого во всех своих бедах.

Впрочем, почему — пытаясь? Уже нашли.

— И теперь наследник исчез, а нас всех наверняка уже ищут жандармы, — продолжил генерал. — Дело, которому мы посвятили годы жизни, погибло. А значит, и наши дети тоже гибли зря!

Злость вдруг снова вспыхнула пламенем где-то внутри. Такая сильная и горячая, что Александр Владимирович едва подавил желание подняться и ударить. Не Талантом, а просто так. Как следует размахнуться и впечатать кулак в щербатую рожу генерала, чей единственный сын погиб не в Порт-Артуре и не в Маньчжурии, а на Японских островах в префектуре Акито. Уже после войны — по пьяной лавочке вызвал на дуэль собственного начальника и получил пулю.

Недоумок, под стать отцу.

— Судари… поймите, наконец, — Александр Владимирович приспустил очки и потер пальцами переносицу, — никакого выбора у нас, в сущности, и не было. После того, что мы сделали на Лазаревском кладбище, мне оставалось или сразу сдаться жандармам, или хотя бы попытаться…

— Но почему? Ради всего святого, князь — почему⁈

Доселе молчавший толстый коротышка в дурацкой куртке, наконец, позволили себе подать голос. Заговорил последним, как и подобает тому, кто унаследовал графский титул от торгаша. Александр Владимирович не слишком-то жаловал всех своих гостей, но этого не терпел особенно. Не то, чтобы недолюбливал, а именно презирал. Да и вообще считал лишним, абсолютно ненужным. Слишком трусливым и недалеким, чтобы участвовать в таком деле.

От него уже давно стоило избавиться — сразу после старого дурака Вяземского.

— Думаю, я выражу мнение всех здесь присутствующих, — Коротышка обвел взглядом сердито сопящую троицу и, набравшись смелости, продолжил, — если скажу, что никак не возьму в толк, зачем вы вообще стали так спешить? Что мешало подождать еще немного? Может быть, до осени или…

Коротышко сверкал мокрой от пота лысиной, мял шляпу пальцами-сосисками и презабавно шевелил усами. Да еще нес при этом такую околесицу, что Александр Владимирович не выдержал и рассмеялся. Громко, раскатисто. Во весь голос и от всей души, будто над ним и не нависал дамоклов меч скорой погибели.

Остальные, видимо, решили, что он спятил. Князь в очках непонимающе хмурился, генерал бестолково хлопал глазами, графиня брезгливо морщилась, будто ей под нос вдруг сунули целую лопату навоза. А коротышка и вовсе попятился, втягивая голову в плечи — прямо как маленькая собачка, услышавшая гром с улицы.

— Господи, судари… Неужели вы до сих пор не поняли? — Александр Владимирович достал платок и промакнул выступившие от смеха слезы. — Нас всех обманули. Провели, как неразумных ребятишек из приходской школы, пообещав купить целую корзину леденцов на палочке.

Генерал, графиня и коротышка недоуменно переглянулись, и только у князя в глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее не мысль. Он наверняка уже давно догадывался, что с Лазаревским кладбищем дело нечисто. Да и остальное вовсе не то, чем пытается казаться.

— Но, позвольте, князь. — Генерал помотал головой, будто отгоняя какие-то неправильные мысли. — Неужели вы хотите сказать?..

— Старик нам врет. И врал с самого начала. Оно вовсе не желает блага России. — Александр Владимирович мрачно усмехнулся. — И уж конечно же не желает блага мне или кому-то из вас.

— А чего он, в таком случае, желает⁈ — в голосе графини прорезались истеричные нотки. — Если уж вы заявляете подобное — будьте так любезны и объяснитесь!

Удивительно, как крепко люди порой держатся за свои заблуждения. Ее сиятельство, пожалуй, скорее предпочла бы умереть, чем признаться себе самой, что с ней обошлись даже хуже, чем с профурсеткой из копеечного дома терпимости. Та хотя бы получала в награду за старания пару монеток.

— Его цели мне не известны. Боюсь, я вообще не способен понять, что может быть нужно подобному… существу. — Александр Владимирович так и не смог заставить себя произнести слово «человек». — Но все эти смерти, все эти ритуалы служат лишь ему одному. Для нас же уготована участь баранов, которых кормят, только чтобы однажды зарезать.

На этот раз никаких вопросов не последовало. Ни ругани, ни возражений — вообще ничего. Все четверо гостей притихли, будто их прямо сейчас могла подслушивать тайная полиция. То ли погрузились в собственные мысли, то ли просто застыли в тягостном мгновении, как мухи в патоке.

— Увы, судари и сударыня, мне попросту не позволили обратиться к его величеству. — Александр Владимирович продолжил говорить, хоть в этом уже и не было особого смысла. — Ни завтра, ни через месяц, ни, подозреваю, даже в октябре, когда мы… Впрочем, неважно. Уверен, вы и так понимаете это не хуже меня.

— Я молю бога, чтобы вы ошиблись. — Генерал опустил голову. — Или мы все виноваты перед страной и государем так, что это не искупить даже виселицей.

— Что вы собираетесь делать? У вас ведь есть план… Должен быть!

Графиня шагнула вперед и нагнулась, буквально вывалив Александру Владимировичу на стол свои женские прелести. Вряд ли всерьез пыталась соблазнить — время и место для этого явно были слишком уж неподходящие. Скорее просто от волнения начала делать то, что умела лучше всего.

— Я собираюсь признаться во всем. Сдаться жандармам и просить личной встречи с его величеством. Увы, другого выхода у нас больше не осталось. Он должен знать, что именно творилось в столице последние годы. — Александр Владимирович заметил, что коротышка уже готов взорваться, и чуть повысил голос. — Нет-нет, не подумайте — у меня и в мыслях нет донести на кого-то из вас! Клянусь честью, во всех бумагах