Впереди на отдельной подводе везли омытое и облаченное в доспехи тело Кади Берна. Он был старшим сыном ярла Реина и, значит, эрлом всех медведей. По своему статусу Кади даже мертвый занимал главенствующее положение в процессии. Рядом с телом эрла на бледном золоте соломы лежали его шлем, меч, вынутый из ножен, и страшная стрела, которая его поразила. Три дюжины всадников сопровождали его скорбное движение домой. Двое воинов по обеим сторонам от повозки склоняли над Кади развернутые знамена медведей.

Матиуша и его оруженосца Йиржи определили в конце колонны. Хотя они были разоружены, на протяжении всего пути их руки оставались несвязанными и ехали пленники на своих лошадях.

Дорога шла по высокому бечевнику вдоль Сестры – реки, разделяющей Овечьи Холмы, а значит, владения Бернов и королевскую марку.

На своем пути процессия миновала несколько небольших селений. Они нигде не останавливались, но в каждой деревне к колонне присоединялись все новые всадники. Обычно это были однодворцы, одетые в незамысловатые доспехи, состоящие из вареной некрашеной кожи. Они приближались к голове процессии, издалека вглядывались в лицо убитого Берна и молча занимали свое место рядом или позади. Реже встречались воины побогаче: в железе, на породистых тонкокостных конях.

Проезжая небольшую долину, по которой к Сестре спешила маленькая речушка, они повстречали пожилого сквайра, облаченного в древнюю кирасу, которую, наверное, носило не одно поколение его клана. В торжественной молчаливой скорби он ожидал приближения процессии возле каменного моста. Ветер играл седыми прядями старческой головы, на худой шее, торчащей из доспехов, двигался острый кадык. На дальнем холме за его плечами виднелась приземистая башня с лоскутком флага. Сквайру ассистировали двое мальчиков-близнецов. Один из них гордо держал турнирный шлем «жабья голова» своего господина.

Видно, вести о последнем путешествии Кади Берна бежали далеко впереди, и люди спускались к дороге и часами ждали, когда по их земле провезут эрла.

Этот старик позднее подъехал к Матиушу. Несколько долгих минут он сопровождал их с Симусом, внимательно рассматривая. Ардо очень хотелось крикнуть ему, что он не причастен к смерти их эрла, что они стали с Кади под конец хорошими приятелями и он тоже горько скорбит о его утрате. Но он знал, что это будет выглядеть пустыми оправданиями.

Ночевала процессия там, где ее застигали сумерки. Часто – в чистом поле или на краю дороги. К стенам твердыни они подъехали через четыре дня в окружении не менее сотни всадников.

Они миновали мост над сухим рвом, поднятые ворота в сторожевой башне и оказались в сердце детинца. Здесь, в глухом дворе между двумя слепыми стенами, Ардо и Симуса разделили.

Через короткое время Матиуш оказался в одиночестве, в камере с дверью из железных прутьев. Ему оставалось только горько удивляться своему странному уделу вновь и вновь попадать в заточение.

Под потолком его обиталища имелось отверстие, через которое мог поступать скудный дневной свет. Так Матиуш узнал, что прошло три дня и три ночи, прежде чем в камеру привели его оруженосца. До этого он видел только руку тюремщика, просовывающего через прутья миску с кукурузной кашей. Опять никто не спешил услышать из его уст, что же случилось с Кади Берном.

Зато Симус поведал своему хозяину, что его-то самого уже допрашивали дважды. Причем последний раз буквально перед помещением в темницу к Матиушу, а перед этим он обитал в каком-то острожном дворе, где еще было довольно всякого люда. Там он, конечно, держал язык за зубами, боялся, что могут прибить, если узнают, за что его схватили и держат, зато сам внимательно слушал все разговоры. Их он теперь и пересказывал своему господину.

Говорили, что южные и восточные уделы медвежьих земель подвергаются нападениям черных всадников, что есть верные сведения, будто это коварные вылазки единорогов, хотя они и не являют своих знамен и не вступают в открытые схватки. Все делается подлыми наскоками на усадьбы однодворцев и отдаленные феоды, неспособные поднять и дюжину воинов.

Говорили также, что ходу дальше на юг нет. Дорога на Крево перерезана самими дикобразами. Здесь явно пахнет изменой. Лорд Руфин ходит под Рыжими Хонгами, а они всегда смотрели на сторону. Не может быть, чтобы Сонетры попали на границы медведей без их попустительства.

Еще говорили, что в медвежьей земле большое горе: погиб старший сын ярла Реина. Вчера его с большими почестями хоронили в кургане. Было убито двенадцать лошадей, их кровь смешали с землей, в которой нашел свою вечную берлогу сын главного медведя. На погребение съехалось много родственников и вассалов Бернов.

– Говорят, господин, – шептал Симус, – что его злодейски убили Сонетры. А сначала хотели казнить его в Эдинси-Орте, но он оттуда сбежал, сломав замки и раскидав стражников. Его преследовали через пустоши и дикие земли, но никто не мог одолеть его в открытом бою. Даже если на него выходила сразу дюжина Сонетров. Он достиг берега Сестры, и, когда он переплывал реку, его подло подстрелили из заколдованного арбалета черной стрелой.

Матиуш был рад, что его одиночество было нарушено, но своего оруженосца он выслушал молча, воздерживаясь от любых необдуманных реплик. Для него было очевидно, что началась какая-то нехорошая возня вокруг него. Симуса привели не вдруг, кто-то надеялся, что они разговорятся и обвинят себя сами. Если правда, что отец отправил разведчиков в Овечьи Холмы, у медведей есть причины увериться в их виновности. А может, они и не хотят выяснять правду.

Матиуш дождался, когда Симус вывалил на него все слухи, и осторожно спросил, что у него узнавали на допросе и пытали ли.

– И пальцем не тронули, – отвечал оруженосец. – А узнавали, откуда я и как попал к вам в услужение. Ну, спрашивали, где ваш арбалет. Я поклялся, что вы благородный рыцарь и никогда подлое оружие уруктаев не видел в ваших руках. Тут один замахнулся на меня кулаком и крикнул, чтобы я быстро во всем сознавался, но старший строго запретил ему меня трогать. Меня все-таки держат за сына сквайра. Потом сразу привели сюда.

Больше Матиуш к этой теме не возвращался.

На следующий день оруженосца из камеры Ардо увели. Вот тогда пришел этот тюремщик со странным взглядом.

Это был крепкий осанистый мужчина с плечами воина. Только одет он был в особую коричневую мантию. Верхняя накидка с обрезом квадратными зубцами указывала на его профессиональную гильдию. В остальном никак нельзя было заподозрить в нем служителя застенков. Капюшон на голове не прятал открытого лица с четкими и правильными чертами. Усы и борода были короткие и ухоженные. Он появился во время, когда должны были принести ужин. Его и принесли. Прежний тюремщик в такой же одежде равнодушно поставил миску, звякнув ею о камни, забрал старую и исчез. А этот остался…

Он приблизился к прутьям решетки и остановил свой взгляд на Ардо. Никто еще не смотрел на Матиуша такими глазами. Нельзя было сказать, что этот взгляд ничего не отображает – что-то в нем определенно было, но это было выражение лица, недоступное для понимания Матиуша.