лачуг ближе к краям квартала. Дома перемежались с юртами, также разного размера и качества. В квартале были и общественные строения: храм, караван-сараи, чайхана, рынок. Здесь же располагались мастерские ремесленников и загон для скота. Фактически каждый квартал являлся городом в миниатюре.

Архитектура у всех дворцов была схожей — прямоугольное здание, которое расположено на возвышающейся примерно на метр ровной площадке, укрепленной по краям кирпичными стенками. Спереди к площадке двумя серпообразными крыльями поднимались два симметричных пандуса. Сам дворец представлял собой большой зал (или, скорее, крытый внутренний двор), обрамленный с трех сторон комнатами. С четвертой стороны был вход, к которому и вели пандусы. Посреди двора, как правило, был фонтан, чаще такой же, как у Бони в Денае. Вдоль боковых стен стояли скамьи, диваны или суфы (прикрытые коврами каменные или глиняные лежанки, подведенные к системе отопления, что обеспечивало подогрев). Противоположная от входа четверть двора была приподнята на полметра относительно его остальной части. Там располагалась суфа хозяина. Комнаты по бокам зала приемов редко использовались в качестве жилых, чаще — как кладовые. Хозяин и его домочадцы жили в расположенных за дворцом (а иногда — и вокруг дворца) юртах, стоявших на стационарных фундаментах, в которые уже были встроены суфы, отапливаемые рабами или слугами. Конечно, эти и другие подробности Боня узнал гораздо позже, с воздуха, ясное дело, внутреннее убранство домов было не рассмотреть.

На окраинах города дворцов не было, но это не значило, что там стояли одни лачуги и бараки. Конечно, бедные дома тоже попадались (и в большом количестве), но встречались и целые кварталы, занимаемые купцами-иноземцами. Там были и довольно богатые дома, правда, уже в других архитектурных стилях, и мастерские, и склады. Отдельные кварталы занимали ремесленники. В общем, все это очень напоминало то, что видел Боня на раскопках в Поволжье на месте столицы Золотой Орды Сарай-Бату.

С посадкой возникли проблемы. Во-первых, пусть и вечерело, но проникнуть в город незамеченными Боня не рассчитывал. Кочевники не были похожи на ленивых и мирных денайцев, здесь каждый мужчина — воин и бдительность не теряет никогда. Во-вторых, приземляться Свете было просто некуда. Там, где не было домов или юрт, чуть ли не каждый клочок земли был занят лотками и палатками. Разве что на какую-нибудь крышу садиться. («И гнездо вить», — мрачно подумал Боня.)

После недолгих размышлений он попросил Свету приземлиться прямо по центру развалин древнего города, фактически — на окраине Улуг-Улуса.

— И если тебе не трудно, — попросил он подругу, — походи пока драконом. Все равно все видели, как ты подлетаешь, а так хоть есть надежда, что с расспросами будут приставать повежливее…

— Вообще-то драконья ипостась для меня более естественна, чем человеческая, — отозвалась Света. — Так что усилия мне требуется прилагать как раз для того, чтобы человеком оставаться. Я даже отдохну, особенно если еще и поем вволю.

— Так ты для меня старалась? — умилился Боня.

В ответ Света только стрельнула в него глазками. Учитывая ее нынешний облик, зрелище получилось не для слабонервных.

Приземлились они прямо среди развалин, посреди какого-то большого зала, от которого теперь сохранились лишь руины. Похоже было, что старый кирпич активно использовали при строительстве новых зданий. То, что в древнем городе оставалось еще столько неиспользованного «строительного материала», говорило о его мощи в былые времена, ну и о неприхотливости современных кочевников, для которых юрты все-таки были привычнее каменных зданий.

Кстати, одна из таких юрт, довольно большая, оказалась в непосредственной близости (метрах в ста) от Бониного лагеря. Ее пестрые войлочные стенки напоминали лоскутное одеяло.

Боня отметил про себя странных соседей, но сейчас был занят строительством собственного шатра. По его просьбе пикси наготовили целую кучу белоснежно матовых кусков своей «материи» еще на подлете к городу. Теперь они быстро сформировали каркас шатра и обтягивали его, спаивая заготовки между собой. По Бониному плану шатер должен был быть большим (метров десять в ширину и метров двадцать пять в длину) и вытянутым, вроде ангара. Большую часть шатра — метров двадцать рядом с главным входом, выделили Свете. Остальное пространство поделили на три секции для Бони, пикси и гаргулий.

Мебель пикси тоже быстро соорудили по старым образцам: стулья рыболова, пара столиков, кровати-гамаки (себе Боня все-таки попросил сделать койку побольше в надежде, что подруга не все время драконом будет). Даже Свете что-то вроде громадного надувного матраса соорудили, оказалось, что воздухонепроницаемую материю пикси тоже делать могут.

Свое «полетное» седло Боня притащил в секцию к Свете. Та свернулась вокруг него клубочком. Гаргульи застыли с обеих сторон входного полога шатра. Пикси построились тремя эскадронами (три шеренги по четыре гвардейца) в воздухе. Боня быстро сформировал себе доспехи из твердой маны, прицепил к поясу кинжал, взял в руки посох и уселся в «кресло» ждать гостей.

О посохе следует сказать отдельно. Это, можно сказать, была Бонина «контрабанда». Его идею прихватить с собой отводок мелорна не одобрили ни Света, ни эльфы. Просто цыкнуть на них Боня, не ожидавший такого единодушия, сразу не сообразил, так что потом решил не скандалить, а сделать все по-тихому. Сходил к краю леса, вытянул из корня ближайшего мелорна прямой росток размером с посох, пропитал его маной под завязку и отделил от дерева. Оставил отводку только пару листочков на самой макушке и спрятал их внутри шара твердой маны. Получилась трость с хитрым набалдашником. Все равно расковырять шар и проверить, что там внутри, никто, кроме самого Бони, в этом мире не в состоянии. Отводок, правда, при этом сильно перепугался, но Боня его после долгой мысленной беседы все-таки успокоил. Обещал ни в коем случае его не потерять и всячески о нем заботиться, а заодно соблазнял уникальной возможностью хоть немного мир посмотреть. Чем уж там мелорны смотрят, Боня не знал, но росток заинтересовался, и теперь Боня улавливал исходящие от своего посоха эмоции гордости и любопытства.

Сцену Боня и его команда оформили «красиво», но вот зрителей-посетителей что-то не наблюдалось. Прошло около часа. Гаргульи стали переминаться с ноги на ногу. Пикси сломали строй и облепили «кресло» и самого Боню с ног до головы. Лучше всех было Свете — она просто дрыхла на своем матрасе на полу. Ну и посох, навершие которого Боня машинально поглаживал, излучал эмоции спокойствия и благожелательности. («Прямо как мурлыкающего кота на коленях гладить, — подумал Боня. — Даже лучше: шерсть не летит и ощущения приятнее…»)

Он послал пару пикси на разведку. Те моментально вернулись.

— Кто-то идет! Большой!

Боня прислушался. Уши у него остались прежними, а