Шрифт:
Закладка:
И, кстати, совсем непохоже было, что неделями планировавший нападение на двор своей родительницы Святослав успел к этому штурму как следует подготовиться. Был он в белой рубахе, уже изрядно посечённой и окровавленной, а его по идее застигнутые врасплох противники — напротив — рубились в полной амуниции, словно готовые хоть сейчас пуститься в дальний поход.
В любом случае, не похоже было, что кому-то требуется помощь в удерживании спятившего самодержца в узде. Справлялись с ним и без посторонней помощи. Оставалось лишь бочком проскользнуть мимо затухающей баталии и поискать менее популярные среди местных головорезов туристические маршруты к выходу из княжеских покоев. Даже сам Светлый, похоже, не особенно препятствовал такому развитию событий. Он бросил на черноризца мимолётный взгляд, по которому было понятно, что вновь прибывшего самодержец совершенно определённо узнал, и помощи от него точно не ждёт.
Странно, но примерно к такому же выводу пришёл и четвёртый гридень. Не участвоваший в баталии. Скорее всего по причине того, что правая его рука висела плетью. Однако, стиснув зубы, молодчик всё-таки нашёл себе фронт полезных работ — он с деловитым видом шагал меж валяющимися тут и там ранеными бойцами и прерывал мучения тех, кто выступил в дворцовом конфликте не на стороне его партии. Едва завидев новые действующие лица андеграундной драмы, он отчего-то решил, что они, несомненно, представляют стан оппонентов. Иначе с чего бы ему было, издав какой-то хриплый воинственный рёв, бросаться на Никодима?
Во-первых, раненый мечник переоценил свои силы. Во-вторых, неверно оценил возможности ряженого монаха. Клинок свистнул у самого носа Никодима, пустив холодок по волосам и чиркнув по каменной стене. Потерявший от неожиданности равновесие воин слишком глубоко качнулся вслед за мечом — и тут же сам всем телом грянулся о кладку, после чего медленно сполз по ней вниз. А «ромей», цедя сквозь зубы ругательства, вырвал из его спины топор.
— Что-то я не понял, мы на чьей стороне?
Пацан ошалело переводил тупое рыло арбалета со Светлого на его гонителей.
— Ах ты… — зло выдохнул один из трёх наседавших на князя гридней, бросаясь в сторону новоприбывших. И дико взвыл в следующий миг. Так и не дождавшись ответа, малец, видимо, решил воспользоваться советом Никодима: кто нападает, тот и враг. Сухо щёлкнул самострел, и болт сшиб бородача на землю. Начисто пробив кольчугу где-то в области солнечного сплетения.
Похоже, объяснять остальным поединщикам, кто тут на чьей стороне, стало окончательно поздно.
Оставшиеся двое гридней княгини, словно не заметив, что численность их отряда сократили в два раза, переглянулись и разделились. Один продолжил наседать на князя, второй — уже куда более осторожно — пошёл в сторону возникшего из ниоткуда двойного недоразумения.
Или, может, объясниться никогда не поздно?
— Послушай, уважаемый… — Никодим постарался взять топорище одной рукой таким образом, чтобы стало понятно — давать волю оружию в его намерения не входит. — Мы не желали этого досадного недопонимания. На самом деле мы на одной стороне.
— Ты?!
В тусклый зал, куда набилась куча старательно режущего друг друга народа, вело три хода. Один загораживал спиной Святослав. Из другого вышли Никодим с пацаном. А третий находился под самым потолком, и вела к нему высокая каменная лестница. На верхней площадке которой сейчас стояла и зло пялилась на черноризца тощая оглобля. Та самая, что отправила в лучший мир боярина Клина и едва не пустила в погоню за ним и Никодима.
Змей. Сегодня он натянул на свою рожу какой-то респиратор, но не узнать этот скучающий скелет было сложно.
— Да когда ж ты сдохнешь?! — рявкнул Кощей. И, как царевна лягушка из сказки, широко махнул рукавом. Только полетели из него, конечно, вовсе не белые лебеди. Времени анализировать, чем на сей раз решил порадовать своих оппонентов отравитель, не было. Никодим просто метнулся в сторону, подставляясь под свистнувшую в затхлом воздухе неприятность. Вернее, две неприятности. Одна из них — узкий, как спица, стилет — звякнул о вовремя подставленный топор и отлетел в сторону. Зато второй врубился чётко в плечо.
Никодим повернулся в сторону мелкого, которого и прикрыл собственным телом, и прохрипел, еле ворочая деревенеющим языком:
— Заряжай! Быстро! Говорил же тебе — вали за старым. Дался ты мне…
И сполз на пол.
ХХХ
Как и в прошлый раз, он всё видел и всё понимал. Но снова не мог пошевелиться.
— Убей мелкого, — скучающе махнув рукой, распорядился тощий. Видеть в этот момент пацана Никодим не мог, зато чётко услышал, как у того от такого приказа перехватило дыхание. Вот тебе и союзнички в борьбе со спятившим узурпатором.
Зарядить арбалет соплежуй, разумеется, ещё не успел. А потому у него — если он, конечно, не был полным кретином — оставался один выход. Бежать. Да, не далеко, лишь до той самой двери, через которую они проникли в это бомбоубежище. Но мало ли как могла улыбнуться удача по дороге?
Прочитал ли малец мысли Никодима, или сам оказался на диво догадлив, но он пришёл к точно таким же выводам. Его удаляющиеся шаги бегло зашуршали по подземному переходу. Дружинник, утробно рыча, бросился следом.
В зале осталось четверо.
В отличие от прошлого раза, сейчас тоскливый хмырь не спешил сбрасывать со счетов повторно запутавшегося под его тощими ногами черноризца. Он подошёл к нему, словно не замечая позвякивающую железом возню князя с дружинником, присел на корточки. В скучающем взгляде наконец-то сверкнула искорка живого интереса.
— Ты кто такой?
Может, оно и к лучшему, что горло, как и всё остальное тело, скрутило судорогой. Потому что в этот момент у Никодима нашёлся только один вариант ответа на этот вопрос. Да и тот матерный.
— Не можешь говорить? И двигаться? — кислый дистрофик для верности ткнул валяющегося на боку Никодима пальцем в чёрной перчатке. — Фу, ну и несёт от тебя. Что ж ты за пропойца такой, на которого смертельный яд оказывает лишь парализующее воздействие? И почему-то не убивает, как остальных. Именно так ты выжил в прошлый раз? Дай угадаю: застал врасплох моего верного дуболома Каплю. Да? Что ж, жаль, конечно. На редкость полезный был человек. Мало слов, много дела. Таких в любые времена редко встретишь. Но меня на этот же трюк тебе уже не поймать, уж не обессудь.