– А голодный ребенок есть голодный ребенок, – ответила миссис Доусон, и ее голос был твердым.

– Прошлым летом Джека арестовали за кражу машины, не так ли?

– Не совсем. Он был в компании мальчика, укравшего машину, – неохотно призналась она.

– И они повезли двух девушек в бильярдный клуб в Уортоне, верно?

– Мы с Джеком не особенно говорили об этом. Я сильно разочаро… – она осеклась, поняв, что мистер Метц готовит ей ловушку.

– Вы сильно разочаровались в Джеке? – уцепился он за ее слова.

– Да. Но все подростки совершают глупости. Он ошибся и признал свою ошибку.

– На тот момент он уже у вас работал?

– Да.

– Почему его не было на работе?

Миссис Доусон посмотрела на сумочку, лежавшую у нее на коленях, перевела взгляд на меня, как бы прося прощения, и призналась:

– В тот день он не вышел на работу.

– Правда ли, что он прогулял? Вы его ждали, но он не явился?

– Да.

– И вместо того чтобы пойти на работу, этот честный человек отправился кататься с другом и двумя девушками на ворованной машине. Все верно?

Проигнорировав очередное замечание о том, что я прогулял работу, миссис Доусон ответила:

– Он не знал, что машина была украдена. Можете сами его об этом спросить.

– Разумеется, я спрошу, – сказал мистер Метц, давая понять, что не нуждается в разрешении миссис Доусон. Видимо, сочтя, что все уже достаточно усомнились во мне и моей честности, он заявил:

– Мы закончили допрашивать свидетельницу, ваша честь.

Миссис Доусон спустилась в зал, не глядя на мистера Метца, и заняла место в нескольких рядах от меня.

– Следующий свидетель? – спросил судья. Миссис Шелтон сказала: «Приглашается свидетель в пользу защиты Леланд Косгроув».

На трибуну поднялся щеголевато одетый мужчина средних лет. Я не знал его лично, но знал, кто он такой – автор книги, с помощью которой мистер Метц хотел объяснить, почему Хэнк совершил со мной то, в чем его обвиняли, а доказал, наоборот, что он невиновен.

Мистер Метц поднялся.

– Возражение. Мы узнали об этом свидетеле лишь сегодня утром.

– Мы готовы ограничить наши вопросы только тем, что внес в протокол сам мистер Метц, – объяснил мистер Шелтон. – Доктор Косгроув – автор того самого учебника, который цитировал мистер Метц. Мы лишь хотим узнать его собственное мнение, а не интерпретацию мистера Метца.

Судья Франклин посмотрел на мистера Метца и сказал:

– Вы сами решили использовать этот учебник в качестве доказательства, Джош. Защита имеет право исследовать утверждения, для обоснования которых вы на него ссылались. Возражение отклонено. Продолжайте.

Миссис Шелтон спросила:

– Доктор Косгроув, вы знаете о показаниях, для подтверждения которых был процитирован ваш учебник?

– Да.

– В нем вы пишете, что ребенок, подвергшийся насилию, с большей вероятностью станет насильником во взрослом возрасте. Скажите, согласно вашей практике, сколько из таких детей в самом деле вырастают насильниками?

– Может быть, треть из них.

– Следовательно, двое из трех таких детей насильниками не становятся?

– Верно.

– Что, по вашему мнению, является наиболее вероятной причиной этого?

– Людям, к насилию не склонным, отвратительна мысль причинить боль ребенку. Если они сами были жертвами, они тем более понимают, насколько жестоко так поступать. В большинстве случаев именно это и происходит. На тех, кто становится насильниками, как правило, действуют другие факторы, например, отсутствие поддержки, помогающей им справиться.

Миссис Шелтон посмотрела на присяжных, и я понял, что она им улыбается.

– Доктор Косгроув, в своем учебнике вы также пишете, что дети, пережившие насилие, могут лгать, будто ему не подвергались. В каких случаях это происходит?

– Согласно моему опыту, в большинстве случаев дети признаются, что подвергались насилию. Если они лгут, то обычно потому, что опасаются последствий. Семьдесят процентов таких жертв составляют дети, на которых давили.

– В книге говорится следующее: «Примечательно, что жертвы иногда могут отрицать, что являются таковыми. Это происходит по причине того, что признание приводит к неуверенности в себе и чувству эмоциональной неадекватности. Они опасаются, что их признание отразится на дальнейшем представлении о них, и они станут пожизненными жертвами манипуляций со стороны других». Если я предположу, что подобное имеет место быть примерно в тридцати процентах случаев, это будет верно?

– Да, совершенно верно.

Миссис Шелтон повернулась к мистеру Метцу.

– Ваши вопросы свидетелю, мистер Метц.

Она вновь явно улыбнулась присяжным, потому что и они улыбались ей. Несмотря на все слова мистера Шелтона, убеждавшие не обнадеживаться раньше времени, я подумал, что это хороший знак. Мистеру Метцу они, насколько я мог заметить, не улыбались.

Мистер Метц поднялся на трибуну и спросил:

– Доктор Косгроув, возможно ли, что обвиняемый входит в число тех составляющих одну треть несчастных детей, которые выросли насильниками?

– Да.

– Возможно ли также, что жертва, Джек Тернер, входит в те тридцать процентов, что не признают себя жертвами?

– Да, и это возможно.

– Спасибо, – сказал мистер Метц. – Мы закончили допрашивать доктора Косгроува, ваша честь.

– Свидетель свободен, – заявил судья Франклин, доктор Косгроув сошел с трибуны и вышел из зала. Судья посмотрел на наш стол.

– Вызывайте следующего свидетеля.

Мистер Шелтон встал, прокашлялся и сказал:

– Приглашается свидетель в пользу защиты Джек Тернер.

Зал сразу же затих при звуке моего имени, а я покраснел, хотя мне не терпелось скорее все рассказать. Вставая со стула, я чувствовал, что все взгляды обращены на меня. Я прошел к месту свидетеля и сел. Еще за несколько недель до начала судебного разбирательства судья и присяжные пришли к выводу, что я понимаю разницу между правдой и ложью, так что могу давать показания.

– Назови, пожалуйста, свое полное имя и адрес для протокола, – попросил мистер Шелтон.

– Джонатан Джордж Тернер, Дентон, Дрифтвуд-Роуд, 128.

– Прежде чем мы перейдем к другим вопросам, не мог бы ты объяснить, почему украл колбасу?

– Я хотел есть. Мама и папа в пятницу ушли на вечеринку и ничего мне не оставили. В воскресенье я решил украсть колбасу. Сначала хотел горчицу и хлеб, но испугался, что меня поймают. Хотя меня и так поймали. Теперь родители смотрят, есть ли у меня еда, прежде чем надолго уйти из дома.