«ценностей переживания», которые по природе своей относятся к атрибутам общественного бытия. Эти ценности могут опираться как на широкие сообщества (товарищество, солидарность и т. д.), так и на более узкую основу — например, на сексуальное партнерство как на взаимные интересы двоих.

До сих пор мы рассматривали социальное окружение в качестве возможного основания или цели человеческого существования. Теперь мы должны рассмотреть социум как судьбу в собственном смысле — а именно как более или менее неизменный и неизбежный элемент реальности, противостоящий человеческой воле, вызывающий ее на борьбу. Здесь, таким образом, сосредоточена третья область, в которой судьба противостоит человеку, поэтому мы должны разобраться с социологическими факторами. Позже мы обсудим вопрос о формировании собственной профессиональной жизни и проблему достижения «активного» урегулирования взаимоотношений человека с социальным окружением. В следующем подразделе социальное окружение выступает как сила, способная стать мощной причиной человеческого страдания…

2. О смысле страдания

Мы уже говорили, что быть человеком — это значит быть осознающим и ответственным. Человеческая ответственность всегда оказывается ответственностью за реализацию тех или иных ценностей — причем реализацию не только «вечных», непреходящих, но и «ситуативных» ценностей (по Шелеру). Возможности для реализации ценностей предоставляются человеку в каждый момент самые различные, так же как и разные люди используют эти шансы совершенно по-разному. Требование реализации ценностей — требование, исходящее от мира ценностей и направленное к миру человеческих судеб, — становится, таким образом, конкретным, персональным и ежечасным призывом к каждому отдельному человеку. Неповторимые возможности, предоставляемые каждому индивиду, настолько же специфичны, как и возможности, заключенные в каждой сложившейся исторической ситуации со всем ее неповторимым своеобразием.

Различные ценности соединяются таким образом, что в результате формируется конкретная специфическая задача для данного индивида. Это соединение придает ценностям ту неповторимость, в которой каждый человек видит серьезное и по-настоящему убедительное обращение к нему лично — и ни к кому другому. До тех пор пока он не познает, что именно определяет единственность и принципиальную неповторимость его собственного существования, он не сможет ощутить выполнение своей жизненной задачи персонально обязательным и неотделимым элементом собственной судьбы.

Обсуждая вопрос о смысле жизни, мы выдвинули три категории ценностей. В то время как ценности первой категории (созидательные) актуализируются в действии, ценности переживания реализуются в (относительно) пассивном принятии мира (например, природы или искусства) нашим сознанием. Ценности отношения, однако, актуализируются всюду, где индивид сталкивается с чем-либо, навязанным судьбой, чего изменить уже нельзя. Из того, каким образом человек принимает такие печальные «подарки» судьбы, как он ассимилирует все эти трудности в своей душе, проистекает неисчислимое множество потенциальных ценностей. Это означает, что человеческая жизнь может быть наполнена не только созиданием или наслаждением, но и страданием.

Тот, кто преклоняется перед поверхностным культом успеха, очевидно, не поймет и не примет этих соображений. Но как только мы дадим себе труд остановиться и задуматься над собственными обыденными суждениями о человеческом существовании, мы сразу же увидим, что признаем ценность многих вещей вне зависимости от связанных с ними успехов или неудач. Великие художники, в частности, хорошо понимали и отражали в своих произведениях этот феномен внутренней полноты и целостности, присущих человеку вопреки внешним неудачам. Выразительный пример, который сразу же приходит в голову, описан в повести Толстого «Смерть Ивана Ильича», где рассказывается история некоего респектабельного государственого чиновника, который оказывается потрясенным всей чудовищной бессмысленностью собственной жизни, «прозрев» только перед лицом неожиданно надвигающейся смерти. Но, постигая всю свою бессмысленность, в самые последние часы своей жизни этот человек перерастает сам себя; он достигает такого внутреннего величия, что оно освящает всю его предыдущую жизнь и — несмотря на ее очевидную ничтожность — делает ее значительно более осмысленной. Жизнь, таким образом, может приобрести свой окончательный смысл не только в результате смерти (например, героическая смерть), но и в самом процессе умирания. Не только пожертвовав жизнью можно придать ей смысл — жизнь может наполниться благородным смыслом даже в тот момент, когда она неожиданно разрушается.

Несостоятельность поклонения успеху становится особенно очевидной, если обратить внимание на нравственную проблему жертвенности. Конечно, в тех случаях, когда человек совершает жертвенный поступок на основе расчета, тщательно взвесив, в какой мере этот поступок приблизит его к желаемому результату, жертвенность теряет всю свою нравственную значимость. Настоящая жертвенность появляется только там, где существует риск того, что наше пожертвование может оказаться неоцененным или даже напрасным. Кто осмелится утверждать, что человек, бросившийся в воду ради спасения утопающего, действовал менее нравственно или даже безнравственно, только потому, что оба утонули? Разве могли мы хотя бы предположить этот риск, когда признавали любое спасательное в подобной ситуации действие высоконравственным? Вспомним, какую высокую моральную оценку мы выносили человеку, который всю жизнь героически боролся, хоть и безрезультатно, и ушел из жизни героически, прожив ее не напрасно.

Недостаток успеха никогда не означает утрату смысла. Это становится также очевидным, когда мы возвращаемся к нашему прошлому и вспоминаем, скажем, периоды собственной влюбленности. Пусть каждый честно спросит себя, решился бы он «вычеркнуть» из своей прошлой жизни периоды несчастной любви, со всеми их сомнениями и страданиями? Большинство из нас, конечно же, такого не сделает. Полнота страдания никогда не кажется нам недостатком осмысленности. Напротив, человек растет и мужает в результате страданий; его несчастная любовь приносит ему больше, чем могло бы дать целое множество любовных побед.

Как правило, люди склонны переоценивать положительные и отрицательные стороны или приятные и неприятные оттенки своих переживаний. Приписывая преувеличенную значимость таким моментам, они вырабатывают в себе ничем не оправданную склонность жаловаться на судьбу. Мы уже обсудили не одну трактовку нашего тезиса о том, что «мы посланы в этот мир не для наслаждений». Мы подчеркивали, что удовольствие не в состоянии придать смысл человеческой жизни. А если это так, то отсутствие удовольствия не умаляет ее смысла. И вновь мы обращаемся за примерами к искусству: необходимо лишь вспомнить, насколько маловажным для оценки художественных достоинств мелодии является то, в каких — мажорных или минорных — тональностях она написана. Среди лучших музыкальных произведений — не только неоконченные симфонии, как мы уже отмечали в другом месте, к лучшим относятся и многие «патетические» произведения.

Мы уже сказали, что, создавая творческие произведения, человек реализует свои созидательные ценности; переживая — ценности переживания; страдая — ценности отношения. Кроме того, страдание и само по себе не лишено смысла. Страдая от чего-либо, мы внутренне отодвигаемся от того, что вызвало наши страдания, мы как бы устанавливаем дистанцию между собой и этим нечто. Все время, пока причиной нашего страдания является то, чего быть