большие черные глаза широко раскрылись. Повисла пауза, за время которой можно было не спеша досчитать до десяти. Она меня не узнала. Она видела перед собой здоровенного матроса в потрепанных белых штанах, разодранных на коленях, в рубашке, которую не взялась бы стирать ни одна прачечная. А на моем лице было больше грязи, чем веснушек.

– Привет, – произнес я негромко. – Помнишь меня? Твой приятель Маллой.

Тут она меня вспомнила. Она сделала глубокий вдох, соскочила с дивана и твердо встала на маленькие красивые ножки.

– Как ты сюда попал? – спросила она, причем лицо и голос у нее оставались такими же бесстрастными, как оборки на ее блузе.

– Забрался по скале. Можешь как-нибудь попробовать, если захочешь сильных ощущений, – посоветовал я, проходя дальше в комнату. – Да и для фигуры полезно, хотя с фигурой у тебя и так все в порядке.

Она согнула большой палец и внимательно посмотрела на него, потом прикусила.

– Ты пока еще ничего не видел, – возразила она.

– Ключевое слово «пока»? – уточнил я, всматриваясь в нее.

– Возможно. Все зависит от тебя.

– Неужели? – Я сел. – Может, выпьем? А то я немного не в себе. Ты сама заметишь, что мои рефлексы лучше реагируют на виски.

Она прошла через гостиную к бару.

– Насчет скалы правда? – спросила она. – До сих пор никто еще на нее не забирался.

– Леандр переплывал Геллеспонт, а ведь Геро[19] не идет с тобой ни в какое сравнение, – отшутился я.

– Так ты в самом деле залез по скале? – Она вернулась с большим бокалом, наполненным виски со льдом.

Бокал выглядел куда соблазнительнее, чем она, но я промолчал об этом.

– Да, залез, – подтвердил я, взяв бокал. – За твои дивные черные глаза и за фигуру, которой я не видел… пока.

Она стояла рядом и наблюдала, как я залпом выпил сразу треть бокала. Затем она закурила сигарету, и, когда вынула ее из алого чувственного рта и протянула мне, рука ее была тверда, словно упомянутая выше скала.

Наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовал ее горячую кожу.

– Твоя сестра здесь? – спросил я, аккуратно опуская бокал с виски на кофейный столик.

Она снова внимательно осмотрела свой большой палец, потом покосилась на меня.

– Дженет умерла. Два года назад, – сказала она.

– С тех пор как ты сказала мне об этом, я успел совершить множество открытий, – заявил я. – Я знаю, что девушка, которую твоя мать почти два года держала под замком в клинике, и есть твоя сестра Дженет. Рассказать тебе, что еще мне удалось узнать?

Она скорчила рожицу и села.

– Ну, расскажи, если хочешь, – согласилась она.

– Кое-что из этого догадки. Не поможешь мне по ходу дела? – предложил я, усаживаясь в кресло поглубже. – Дженет была любимицей вашего отца. И вы с матерью понимали, что основную часть состояния он оставит ей. Дженет влюбилась в Шеррила, который тоже понимал, что она получит деньги. Шеррил был этакий красавчик, а тебя привлекают подобные типы. У вас с ним завязалась интрижка, но Дженет узнала и разорвала помолвку. Вы с ней повздорили. Кто-то из вас схватил дробовик. Ваш отец появился в неподходящий момент. Это ты его застрелила или Дженет?

Она закурила сигарету, бросила спичку в пепельницу, только потом ответила:

– А это имеет значение? Ну я, если тебе так нужно знать.

– В то время в доме работала медсестра, Энона Фридлэндер. Зачем она была там нужна?

– У моей матери голова была не в порядке, – сообщила она как ни в чем не бывало. – Мать считала, что и у меня тоже. Она убедила отца, что за мной необходимо присматривать, и прислала медсестру Энону Фридлэндер, чтобы та шпионила за мной.

– Медсестра хотела позвонить в полицию, когда ты застрелила отца?

Она кивнула и улыбнулась, однако бесстрастное выражение угольно-черных глаз не изменилось.

– Мать грозилась запереть меня в какой-нибудь клинике, если выяснится, что я его застрелила. Энона Фридлэндер была опасна. Мать вернула ее обратно в клинику и посадила там под замок. Это был единственный способ заставить ее молчать. Затем Дженет настояла, чтобы меня тоже посадили под замок, и матери пришлось согласиться. Она отправила меня сюда. Это ее дом. Дженет считала, что я в клинике. Потом она узнала, что меня там нет, но не смогла выяснить, где я. Думаю, поэтому Дженет и написала тебе. Хотела, чтобы ты меня нашел. А потом у Эноны Фридлэндер случился сердечный приступ, и она умерла. Такой шанс нельзя было упустить. Мать с Дугласом перевезли ее тело в поместье «Крествейз». Мать сказала Дженет, что я хочу с ней повидаться, и та поехала в клинику. Ее заперли в палате Эноны Фридлэндер, а медсестру уложили в кровать Дженет. Отличная была идея, правда? Я вызвала доктора Бьюли, который жил по соседству. Ему и в голову не пришло, что умершая девушка вовсе не Дженет, и он подписал свидетельство о смерти. Потом все было просто. Никто ничего не заподозрил, и все состояние перешло ко мне.

Она подалась вперед, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, и продолжила таким же ровным, лишенным эмоций тоном:

– О Дугласе я сказала тебе правду. Этот мелкий крысеныш переметнулся и попытался меня шантажировать, он заставил меня купить ему шхуну. И бывшая горничная Дженет меня шантажировала. Она знала, что Дженет не умерла. А потом еще и ты появился. Я надеялась испугать Дугласа, рассказав тебе часть истории, но он не испугался. Он хотел тебя убить, но я ему не позволила. Это я придумала отвезти тебя в клинику. Откуда мне было знать, что ты найдешь Дженет. Как только выяснилось, где она, я отправила людей Шеррила, чтобы ее привезли сюда.

– Застрелить отца Эноны Фридлэндер тоже ты придумала?

Она недовольно поморщилась:

– А что еще мне оставалось? Если бы он рассказал тебе, что у нее было больное сердце, ты сразу бы обо всем догадался. Я запаниковала. Подумала, если удастся заткнуть ему рот и выкрасть из полиции ее бумаги, мы, возможно, прорвемся. Но похоже, все это теперь безнадежно.

– Так Дженет здесь?

Она пожала плечами:

– Да, она здесь.

– И ты не можешь решить, что с ней теперь делать?

– Да.

– И есть какие-нибудь идеи?

– Возможно.

Я осушил свой бокал. Это было мне необходимо.

– Это ведь ты застрелила Шеррила и подожгла шхуну?

– А тебе многое известно.

– Так это ты?

– Ну да. Он сдал бы меня, если бы полиция его прижала. В любом случае он представлял угрозу. А поджигать шхуну было довольно весело. Я всегда ненавидела эту посудину. Хороший получился пожар?

Я ответил, что хороший.

Мы несколько секунд сидели