Шрифт:
Закладка:
Что же, получилось красиво. Вполне такая себе волшебная ёлка. Навевала ощущение грядущего праздника и ожидание какого-то прямо чуда, не иначе.
Я давно уже перестала ждать в новогодние праздники чудес и загадывать желания под бой курантов. Потому что была свято уверена – все чудеса в нашей жизни делаем мы сами. И если вдруг не делаются – значит, нужно понять, где что-то пошло не так. И сделать. И тогда будет.
А тут… Честно – я не ждала ничего, просто ничего. Я хотела не простыть сама и чтобы все мои были здоровы, и чтобы эти лбы упрямые с горы тоже были здоровы, все. Чтобы пришла весна, не задержалась, чтобы зима не мучила долгими рецидивами. Чтобы всё решилось у Дуни – хорошо решилось, чтобы Егор Ильич посватался к Дарёне и она не отказала, и ещё кто там к кому хочет, тоже пусть сватается. И… странная мысль, но я её всё же поймала – чтоб всё то, что накосячили Женевьев и компания, как-то исправилось, к лучшему, не к худшему.
Обо всём этом я думала во время рождественской службы. Нас звали на гору, но я сказала – ребятушки, живу здесь, вот со всеми этими людьми, с ними и пойду, пусть видят. И генерал согласился, что это правильно. И поэтому сейчас я была вместе с соседями и не только соседями… раз уж теперь тут, то – так.
А наутро дорогая моя Марьюшка припомнила мне обещание одеться, как подобает франкийской маркизе. Я вздохнула, и сказала – делай, дорогая.
О-о-о, ей только того и надо было. Мгновенно был распотрошен тот самый сундук, и под изумлёнными взглядами и возгласами Настёны, Меланьи и котов появились на свет лежащие там удивительные вещи. Парик, который следовало подержать над паром, расправить и слегка переуложить. Серо-голубое платье с переливами, - его следовало проветрить и прогладить, сначала вывесили в сени, оно там проморозилось пару часов, а потом Меланья осторожно руками на небольшой мощности разгладила залежавшиеся складки и заломы. Чулки со стрелками и подвязки к ним, и шёлковые туфельки с бантами. Сорочку с кружевами очень тонкой работы, корсет и фижмы для юбки.
И что, хотите сказать, во всём этом живут?
Оказалось – вполне. Не согнёшься, конечно, и габариты другие совсем, но где наша не пропадала? Вот, и тут выплывем.
Зеркало позволило рассмотреть результат только по частям, но – похоже, это должно произвести впечатление. Меланья и Настёна так и сказали – страсть, как красиво. И больше ни у кого такого нет – не только в деревне, а и в губернском городе Сибирске тоже. Дарёна просто челюсть потеряла, потом вздохнула, закрыла рот и потрогала тихонько юбку. А я улыбнулась – настоящее, настоящее. И где-то далеко есть дивные края, где люди так и одеваются.
Дальше я оглядела своё воинство – четыре девы от семи до сорока восьми, и парочка котов, коты, кстати, вылизались и распушились. А девы приоделись. На ёлке сияли магические огни, один из них по моей просьбе Меланья затолкала в звёзду на верхушку. Стол накрыт, всё готово. Гости могут приходить.
И гости пошли. Всё, как надо – приходили, кланялись, восхищались. Некоторые, увидев меня, разевали рот, как Дарёна – вроде сынка Пелагеи Гаврилы, что явился с матерью и супругой. Некоторые, как Алексей Кириллыч и Платон Александрович, радовались и принимались говорить комплименты. Ульяна и Дуня обе сказали, что правильно, так и надо, сразу видно, что праздник.
А потом явилась делегация с горы, и это, скажу я вам, тоже было то ещё зрелище. Потому что генерал в своём лиловом шёлке с золотой вышивкой выглядел… умопомрачительно. Как крутой мужик из исторического кино. Как герой с музейного портрета. И он-то, в отличие от меня, имел привычку ко всем излишествам – и к драгоценным застёжкам, и к кольцам, и к кружевам, и к вышивке.
Он взглянул на меня… и вздохнул. И я ощутила в том вздохе и тоску по недоступной родине, и по ушедшим временам, и ещё что-то, нечитаемое совершенно. Он склонился к моей руке, а потом задержал её в своих… или мне показалось?
- Госпожа маркиза, вы прекрасны, - улыбнулся он, серые глаза смотрели с восхищением. – Вы прекрасны всегда и в любом обличье, но сегодня особенно. Я смотрю на вас, и мне кажется, что мы вернулись лет на тридцать назад.
- Куда уж на тридцать, - вздохнула я. – Прошу к столу, господин генерал.
За столом он, конечно же, оказался рядом со мной, а с другой стороны сидел Алексей Кириллыч, и дальше Дуня, Асканио, и кто-то ещё. Смотрели на наш стол, дивились, спрашивали – что за заморские диковины, а я бойко объясняла, и была очень рада, что можно, так сказать, забить эфир. Потому что как-то очень уж сильно ощущался слева от меня господин генерал – большим, ярким, почему-то смущающим. Почему-то было неловко на него смотреть, поэтому смотрела я в тарелку.
- Господин генерал, попробуйте вот этот салат. Давайте, я положу вам ещё кусочек холодца. И картошки. И мяса, вот так.
- Госпожа маркиза, вы переоцениваете мои возможности, - улыбался он. – Ваш стол прекрасен, но съесть с него всё невозможно.
Ещё мы пили, но – немного, совсем немного. Я ещё перед приходом гостей вытащила на свет свои запасы, но Марья замахала на меня руками и сказала, что выставлять на стол лимейское вино не нужно ни в коем случае, потому что его нужно оставить для какого-нибудь совсем особого повода. А вот другое – да, можно. В итоге две пузатые бутылки остались у меня в спальне под окном, а пять винных ушли на стол. И после того, как все они показали дно, я пила только морс и чай.
Если в самую длинную ночь на горе танцевали, то у меня под чай взялись петь. Конечно, начала Ульянка, а потом все по очереди. Ходили, менялись местами, передавали друг другу гитару… но фигура в лиловом с золотом всё равно притягивала мои взгляды, словно магнитом. Я старалась петь о чём придётся и обо всём подряд, но… выходило всё одно про любовь.
В этом клятом придворном платье ещё и
