Шрифт:
Закладка:
Конечно, он многое понял, едва взглянув на свою Фиру. Но, наверняка, не все… А меня глодало чувство мертвенного опустошения, будто изнутри разъедала кислота. Он убеждал — и я охотно принимал его слова на веру. Потому что хотел принимать. Потому что считал его другом. Но на деле я не мог доверять даже Асурану…
Я смотрел на Абир-Тана:
— Сейчас я очень жалею, что устав не позволяет мне самоуправства.
Он ответил не сразу. Хмыкнул, приосанился, привычным жестом одернул китель:
— О чем вы, мой карнех?
Внутри клокотало — мне стоило небывалых усилий удержать себя в руках. Теперь он станет юлить. Все они идут одним путем, будто заранее получают инструкции по глупой лжи. Но Абир-Тану теперь не отмыться. Никогда. Это конец.
Я сильнее сцепил пальцы:
— Сохрани хотя бы видимость чести.
Ничто не дрогнуло в лице Абир-Тана. Наконец, он будто размяк, потянулся к бокалу. Отхлебнул. Причмокнул и вернул бокал на стол.
— Я буду признателен, если вы объяснитесь, ваше превосходительство.
Я лишь покачал головой:
— Но как ты посмел? Как мог поднять руку на дочь архона? Это страшное преступление, Абир-Тан…
Это все еще не укладывалось в моей голове, несмотря на все усилия. Не люди… Это сделал Абир-Тан, когда Этери ушла от кораблей сопровождения. Архон вырвет ему сердце собственными руками. И я хочу это видеть.
Абир-Тан даже усмехнулся:
— Ты сошел с ума, Нор. Идея воскресить благородную Этери лишила тебя разума. Ты слишком близко к сердцу принимаешь неудачи. Но мои руки чисты! Клянусь!
Я снова покачал головой:
— Конечно, такого ты предвидеть не мог… Что появится Зорон-Ат… Чего ты так боялся? Что она расскажет все сама? Но ты расслабился, видя, как он терпит неудачу за неудачей… Этот фанатик, который обещал вернуть архону дочь… И вдвойне разумно было держать его возле себя…
Теперь все складывалось. Показания Кьяры с лихвой дополнили слова Фиры. Абир-Тан сам не подозревал, насколько та оказалась осведомлена. Эта маленькая девчонка с битым геном, комнатная зверушка… Она говорила его словами, знала то, что просто не могла знать. Обе говорили правду. Абир-Тан боялся Тарис. Боялся, что на этот раз все может получиться. Он отослал Зорон-Ата в Нар-Там, узнав, что я хочу совершить вымещение как можно скорее. Он пытался избавиться от нее, устроив побег, подослал Фиру. Убеждал в виновности Кьяры, когда ничего не вышло. А позже воспользовался ее ревностью. Кьяра любила меня — все знали это. Влюбленная женщина теряет разум, ею легко манипулировать — только пообещай… Позже он заставил сомневаться в личности ланцетника. Теперь последнее казалось смехотворным. Зорон-Ат — фанатик до мозга костей. Полоумный ученый, который не видит ничего, кроме своих экспериментов.
Я не понимал только одного — самого главного. Я вновь посмотрел в лицо Абир-Тана:
— Зачем тебе это было нужно? Просто ответь.
Он повел бровями, сокрушенно покачал головой:
— Все не так… Не так. Клянусь.
Конечно, он станет отрицать! Я перемахнул через стол, разделяющий нас, в одно короткое мгновение. Стакан упал, вино залило столешницу. Я схватил Абир-Тана за ворот и приложил о стену со всей силы. Плевать на устав. Меня разорвет, если я этого не сделаю.
Я смотрел, как краснеет его лицо:
— Зачем ты это сделал? Зачем? — я методично прикладывал его виском к стене, вцепившись в волосы.
Я почувствовал, как он обмяк в моих руках, не сопротивлялся. Кажется, понял, что отпираться бессмысленно:
— Девка с битым геном не может быть свидетелем. Ты сам это знаешь. Значит, остальное лишь домыслы. Доказательств нет.
Я все же ударил его по лицу. Так, что засаднило кулак:
— Говори!
Абир-Тан шмыгнул носом, из ноздри струилась кровь.
— Я подожду, когда ты остынешь. Расскажу все. Обещаю.
Я посмотрел на Фиру, жавшуюся у стены:
— Что он говорил тебе? Ну! Повтори!
Она молчала. Жалась, комкала ворот синего платья, бросала тревожные взгляды с меня на Абир-Тана, потом себе под ноги. Казалось, она вот-вот повредится умом.
Я подался в ее сторону:
— Говори!
Она содрогнулась всем телом, опустила голову низко-низко, занавесила лицо волосами:
— Мой полковник говорил, что он один виновен в смерти благородной Этери. Часто говорил…
Абир-Тан побледнел, будто его обескровили:
— Все не так. Не так. Вернее… — он просто зашипел, не находя слов.
Я даже разжал пальцы, потому что меня преследовало стойкое ощущение, что руки погружаются в вязкую мерзопакостную жижу. Я отстранился, заложил руки за спину. Даже удивился своему внезапному спокойствию. Он казался мне другом… этот мерзавец без совести и чести.
Фира подняла голову, открыто посмотрела на Абир-Тана:
— Простите, мой полковник. Вы много говорите под действием наира. И не всегда это помните. Вам бы следовало… меньше пить.
Абир-Тан опустил голову, сокрушенно кивал, будто смирялся:
— Мне не следовало молчать с самого начала…
Я не ответил, кивнул Фире:
— Впусти конвой.
Она поспешно кинулась к двери. Вместе с солдатами вошел Пруст. Озирался, выпучив глаза. Отсалютовал, едва шевеля губами:
— Мой карнех. Мой полковник.
— Больше не полковник. — Я шагнул к Абир-Тану и содрал с кителя нашивки. — На гауптвахту. Двойной караул. Караульные подчиняются только мне.
Пруст проводил его стеклянным взглядом. Он был в полном недоумении. Но тут же взял себя в руки, вытянулся:
— Доложили, что на рассвете ее видели у Келгена. Живой.
* * *
Абир-Тан сам позвал меня, не прошло часа. Сказал, что хочет говорить.
Он сидел на кровати. Не встал, когда я вошел — чины уже не имели места. Я с трудом узнал его. Он весь размяк, ссутулился. Поднял голову:
— Знаешь, мне стало легче.
Я стиснул зубы. Так, что заломило под скулами. Кивнул:
— Я слушаю тебя. Это не протокол. В дело пойдет лишь то, что ты покажешь на официальном допросе.
Улыбка кисло расползлась на его квадратном лице. Он опустил голову:
— Я не сомневаюсь. — Он все же поднялся, выпрямился: — Я, бесспорно, виновен. Но умысла не было. Я понятия не имею, что наговорила Фира, но не все, что сболтнули спьяну является правдой.
Я молчал. Было ясно, что он хочет хоть как-то оправдаться.
— В ту проклятую ночь я вылетел за кораблями сопровождения. Слышал, как вы ругались. Зная ее нрав, хотел сам убедиться, что Этери
