Шрифт:
Закладка:
Я: Серена не такая уж плохая, как кажется.
Вайнона: Вы только что глотнули «Юппи Хванбо».
Но всего пять минут спустя приходит новое сообщение.
Блин, Элайза. Она мне так строчила, что мой телефон чуть не взорвался. Пришлось согласиться, чтобы не свихнуться.
Чтобы отвлечь подругу, я вызываюсь все воскресенье помогать ей со съемками «Подъездных дорожек». Вздрогнув, я осознаю, что прием заявок прекращается меньше чем через неделю. В суматохе этих нескольких дней я ни разу не вспомнила о фильме, и от этого вина, сгустившаяся у меня в груди, становится только тяжелее.
Хоть это я могу исправить, обещаю я самой себе. После завтрашней вечеринки, когда утрясется весь этот абсурд с Леном, я полностью переключусь в режим продюсера, и мы наконец доделаем фильм и завяжем на нем такой бантик, за какой нельзя не дать премию. Национальный фестиваль юных кинематографистов ждет новый хит от Вайноны. Я об этом позабочусь.
В субботу мама с папой серьезно поссорились. Хотя на самом деле кричала только мама, а папа сидел за обеденным столом и молча сердился. Ругаются они в основном на вьетнамском, с редкими восклицаниями по-кантонски, и эта ссора не исключение.
– Почему в нашей семье все приходится делать мне, há? – стенает мама.
Я сижу на диване. Охваченная дурным предчувствием, я поглядываю на Ким, которая занимается за своим столом в гостиной. Свет люминесцентной лампы слишком резкий для начала вечера.
– Это ведь тебе нужна работа, – говорит мама. – Ты сам должен искать место, спрашивать у знакомых. Почему я должна всех обзванивать? Ты думаешь, мне нравится просить о помощи? Думаешь, мне не стыдно?
Папа по-прежнему молчит. Мы с Ким собираем вещи и пытаемся прокрасться в нашу комнату незамеченными, но ураган зацепляет и нас.
– Естественно, мне это делать неприятно. Но я делаю – ради них. – Мама указывает на нас. – Ради твоих дочерей, – с нажимом говорит она, как будто он забыл, что у него есть дети.
– Если я решу работать в закусочной, я найду место хоть завтра, – заявляет папа. В голосе его звучит раздражение.
– И что? Опять будешь пропадать целыми днями? Элайза почти окончила школу, Ким в университете. Когда ты собираешься проводить время с ними?
– Есть вещи, с которыми ничего не поделаешь, – отвечает папа. – Это судьба.
Мама фыркает, и от нее исходит настолько острое презрение, что оно будто ножом вспарывает мой живот.
– Это точно. Не знаю, что я такого сделала тебе в прошлой жизни, что мне выпали такие страдания.
Когда мама злится, она постоянно говорит что-то подобное – даже нам с сестрой. Иногда она так себя накручивает, что начинает швырять фразами, точно гранатами, ударяя по всем возможным эмоциям, и я ничего не могу сделать, только смотреть на нее с отстраненным ужасом, как будто она показывает пантомиму за стеклом.
– Если бы ты не был таким размазней, – продолжает мама, – мне бы вообще ни о чем не пришлось тревожиться. Ни о деньгах, ни о работе для тебя. Надо было мне выйти за человека, который мог бы меня обеспечить!
Я следом за Ким выскальзываю в коридор. Она делает мне знак не шуметь, потом открывает дверь в нашу комнату. Мы на цыпочках заходим и запираемся от криков. Я вспоминаю, как в детстве мы вместе забивались в кладовку и среди длинных юбок и штанин ждали, когда пройдет кризис. Давно мы так не делали.
– Боже. – Я падаю на кровать. – Неужели она завела эту песню?
– Это она в сердцах ляпнула, – на автомате отвечает Ким, присаживаясь на край своего матраса.
– Не знаю…
– Она не собирается уходить от папы, не думай. Кишка тонка.
– Да это понятно. Но я не о том. Я о фразе, что «надо было выйти за человека, который мог ее обеспечить». Я бы не хотела, чтобы меня обеспечивал мужчина.
– Однако тебя всю жизнь всем обеспечивали, – замечает Ким. – Тебе легко говорить.
– Я имею в виду, когда стану взрослой.
– Возможно, ты увидишь, что обеспечивать себя не так-то просто.
Сестра иногда ужасно бесит. Вечно ведет себя, будто она такая вся взрослая, только потому что она немножко старше. Но ведь жизненного опыта у нее ненамного больше. В конце концов, она все еще живет с родителями. Я хочу сказать, что я не она, я не боюсь трудностей. Но она уже надела наушники, так что я возвращаюсь к роману «Жизнь: способ употребления».
После ужина я говорю маме, что собираюсь к Вайноне. У мамы до сих пор все мысли сосредоточены на ссоре с папой, так что она не задает мне вопросов. Я даже набираюсь смелости и прошу разрешения вернуться позже обычного.
– Можно мне побыть у нее до полуночи? – спрашиваю я. – Нам с Вайноной надо серьезно поработать над ее фильмом.
– Ну ладно.
– Ты слышала? – говорю я Ким, потому что, если мама забудет, что разрешила, она сможет подтвердить. – До полуночи.
Ким закатывает глаза:
– Да слышала я.
Но позже, когда я стою перед зеркалом в ванной, Ким подходит и прислоняется к косяку. Она ловит мой взгляд в зеркале. Я заплетаю влажные волосы в две косы.
– Элайза, у тебя что, парень появился?
Я замираю, не доплетя косу, и думаю, может, мама все же ничего не забыла из-за ссоры.
– Это мама тебе велела у меня узнать?
– Нет.
– Тогда говори потише.
Я доплетаю косу и завязываю на кончике резинку.
– Так появился?
Глаза у Ким загораются, будто перед ней поставили большое мороженое с фруктами и сиропом.
– Нет, – повторяю я.
– Но какой-то парень все же замаячил.
– Что это вообще значит?
– На днях ты переписывалась с кем-то далеко за полночь. Не думай, что я не заметила.
Видимо, теперешнее затишье в переписке она пропустила.
– Вчера я легла в одиннадцать.
– Ладно, но сегодня ты вон как заморочилась.
Ким показывает на мои волосы.
Как же бесит, что она права. Другие девушки, и сестра в том числе, постоянно что-то делают с волосами. Вот только я-то нет, и теперь мне неловко, что в кои-то веки я их заплела. Когда ты каждый день выглядишь примерно одинаково, люди привыкают видеть тебя такой, и если ты вдруг меняешь внешний вид, то как будто привлекаешь к себе слишком много внимания. И притом не того внимания, какое мне нужно. Потому
