обязана попробовать до стучатся. В чем — то это даже мой долг.

Светлый вопросительно поднял брови.

— Дима спас Нику, теперь настала моя очередь.

Сергей вздохнул, посмотрел на своих товарищей и кивнул.

— Ладно, может быть ты и права. Только будь осторожна.

Вырвавшись, я без оглядки побежала к сцепившимся львам в надежде, что еще не все потеряно.

— Беги, беги. Сейчас они и тебя прикончат, дура, — крикнула в след Марина, но мне уже было все равно.

Глава 39

— Максим, Дима прекратите — крикнула я первое, что пришло в голову, остановившись в нескольких метрах.

— Оля, не лезь, — сказал младший с разбитым носом, выкручивая руку Димы, — я еще не закончил.

Не менее избитый старший ударил его локтем в лоб, потом развернулся, схватил за горло, будто боец реслинга, оторвал от земли и резко, со всей силой припечатал в асфальт.

— Закончу сейчас я, а ты сдохнешь, — сказал Димитрий таким тоном, от которого у меня побежали мурашки.

От боли Максим на мгновение растерялся.

— Не сопротивляйся, — прошипел старший, удерживая его. — Ты обречен.

Максим дернулся. Ударил его в челюсть, скинув с себя и запрыгнув сверху, принялся дубасить по голове.

— Да очнитесь вы. Я все знаю, знаю о проклятье. Так вы только сделаете хуже.

— А ты оказывается еще и трепло. На жалость решил надавить? — младший замахнулся, но получил сильный удар в спину и кувырком перелетел через старшего.

Скрипя, кряхтя, сопя, братья начали подниматься и чуть покачиваясь, уставились друг на друга, приготовившись к новой схватке.

Оба избитые, изливающиеся кровью, на лицах практически ни одного здорового места.

— Все упрямишься, — проскрежетал Дима. — Не получится победить, ты же знаешь, кто первый номер, а ты разрушитель, из — за которого меня прокляли.

— Вас, — вставила я.

— Нет, — покачал головой старший. — Меня. Ведь это он переспал с Мариной, когда я был в отключке. Ответственность на нем, а расплачиваюсь я.

— Все мученика из себя строишь, — усмехнулся Максим. — Смотреть тошно. Ни в какой отключке ты не был, а вполне неплохо развлекался. Устроил камасутру во всех углах, а теперь вину перекладываешь. Подло, Димитрий, НО, неудивительно.

— Вы себя слышите вообще? — возмутилась я, ни черта не понимая, что происходит. Почему они обвиняют друг друга, когда должно быть наоборот. Вот, честно, это точно сумасшествие, и похоже я опоздала… все это реально попахивало клиникой…КЛИНИКА, врезалась в голову догадка. Конечно.

— Что ты не несешь? — зарычал Димитрий, угрожающе наклоняя корпус. — Я даже не помню ничего. Мелкие обрывки.

— Все ты помнишь, не увиливай, — Максим тоже приготовился. — А вот меня ты здорово подставил, а потом как собака, поджав хвост спрятался на острове. Какой ты мне брат после этого. Тварь ты последняя, мразь — одним словом.

Дима взревел и ринулся вперед, но я успела одним прыжком преградить путь.

— Ты сбрендила, я же мог тебя убить, — заорал он, резко остановившись, ослепленный яростью. — Уйди, Оля.

— Нет, — заорала я в ответ.

— Уйди, — сказал Максим. — Дай свернуть ему шею.

— Нет, — прокричала я еще раз, повернувшись к Младшему. — Вы идиоты. Вы ОБА ИДИОТЫ. Хотите биться, пожалуйста, но после того, как положите меня. ВСЕ! Я не отступлюсь. ДОСТАЛИ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ ВАС!

— Что ты такое говоришь? — Дима первый вышел из ступора.

— А то, вы глупцы, — начала я, чувствуя, как по щекам потекли слезы. — Включите разум, хоть раз, хоть один чертовый раз. Оба. Все что с вами происходит это раздвоение личности с индивидуальным восприятием и пониманием. Поэтому вы постоянно на ножах.

— Это мы и так знали, — сказал Максим. — Шизофреники.

— Нет, — ответила я. — То есть да, почти да… Уххх, — тяжело выдохнула я, пытаясь правильно подобрать слова. — Понимаете, когда два человека сидят в одном с этим еще можно как-то бороться, ослабить патологию, прийти к гармонии, но в вашем случае это практически невозможно сделать, потому что вы стали существующими людьми. Отдельными друг от друга, потому и не можете договориться, потому что одновременно находитесь в одной связке. Когда у одного появляется недопонимание, тоже самое испытывает второй, один радуется, аналогично с другим или наоборот второй сердится, первый испытывает тоже самое… И конечно же, если кто — то таит обиду, то и тот будет психовать и обвинять его. Вот что происходит. Я не медик, чтобы объяснить более подробно, но надеюсь смысл поняли.

— Поняли. Но разве такое возможно? — сказал Максим. — Связь включилась, только когда Дима переспал с тобой, обернувшись мной.

— Что? — нахмурилась я, решив, что ослышалась.

— Откуда ты знаешь, что она включилась именно тогда? Оля все правильно говорит, иногда я ощущал положительные вибрации, но не обращал внимания. Сигналы были слабые.

— Как и я твои, — согласился Максим.

— Что Дима сделал? — спросила я.

Ноги подкосились, руки задрожали, но каким — то чудом, я все еще стояла, справляясь с внезапной нехваткой воздуха.

Димитрий с удивлением посмотрел на Максима, потом на меня и снова на брата.

— Ты не сказал ей?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это должен был сделать ты, — пожал плечами младший. — Ты должен был рассказать, что в тот вечер произошло, а не я… Не посмел опуститься до скотского уровня и переступить черту зависти. Все-таки мне достались другие черты. Считай, что оставил право показать себя хоть в чем — то нормальным, — махнул он рукой.

— Это не ответ. Спрашиваю еще раз почему, Максим? — Дима подозрительно сощурил глаза. — В тебе горит огонь мести, как и у меня. Почему? Скажи правду.

— Какую правду ты хочешь услышать, Димитрий? — повысил он тон. — Ты ведь во всем видишь подвох, смысл от моей правды.

— Говори, — твердо произнес Дима. — Клянусь, чем угодно, если сам не расскажешь, я выпытаю ее у тебя.

— Уверен? — младший напрягся, но потом его как будто что-то отпустило, и он глубоко вздохнул. — Ладно. Потому… — Максим замешкался, а глаза, словно быстро мерцающие кадры диафильма начали менять цвет от черного к светлому оттенку, пока не остановились на родном сером. — Потому что ты… мой брат. И как бы я люто не презирал и не мирился быть частью тебя, ты… родная кровь. Брат, которого я не понимал и в тоже время сопереживал, видя муки и борьбу. Брат, которого порой не уважал, и в тоже время оправдывал. Брат, которого я ненавидел и любил… и люблю. Как и ты меня. Я это всегда чувствовал. И поверь, убив тебя, делать мне здесь было б нечего, ушел бы следом. Кто я без тебя, Димитрий?.. Как и ты без меня.

— Ты прав, — спустя некоторое время, сказал Дима,