– Вон дверь, – показал подбородком Сыскарь. – Давай войдем?

– Давай.

Они сделали три шага по направлению к двери, когда она распахнулась им навстречу, и на пороге возник Бертран Дюбуа собственной персоной. Они сразу его узнали, несмотря на то, что на старом знакомце-вампире, помимо летнего костюма из мятого льна сливочного цвета поверх черной рубашки, были черные перчатки, черные же солнцезащитные очки, закрывающие чуть ли не половину лица, и прошло триста лет с их последней встречи. Для него, конечно, не для них.

– Друзья! – воскликнул он с ударением на «у». После чего широко улыбнулся и продемонстрировал белейшие зубы с удлиненными, но не чрезмерно, клыками. – Андрэ! Симай! Входьите же!

– Бертран, друг! – вскричал Симай в своей всегдашней экспрессивной манере. – Ты ничуть не изменился!

Обниматься не стали, удовольствовались рукопожатиями, и вскоре все трое сидели в удобных креслах перед камином, где горел живой огонь, в зале на первом этаже. Камин был облицован светло-коричневой глазурованной керамической плиткой с причудливым растительным орнаментом. Шофер Пьер принес на подносе бутылку коньяка, три бокала и тонко порезанный сыр. Ловко разлил коньяк и удалился.

Как интересно, подумал Сыскарь, оглядывая зал. Когда мы прибыли в Княжеч, нас тоже встречали на BMW. И особняк Николая и Стефании Король, куда нас привезли, тоже трехэтажный, как и этот. Стиль, правда, не модерн, какой-то другой, жаль, плохо в архитектуре разбираюсь. И тем не менее. Камин и там, и здесь. В камине дрова горят. Даже орнамент на плитке керамической похож. Только у Король плитка темно-коричневая, а у Бертрана светлая. Что-то это должно значить, наверное. Вот только что? Одно можно сказать наверняка – ничего хорошего. Кроме того, что Бертран, возможно, нам и впрямь поможет.

– За встречью! – провозгласил Бертран, поднимая бокал. – Я рад вас видьеть.

– За встречу!

– За встречу!

Чокнулись, выпили, закусили сыром.

– У тебя курить можно? – спросил Сыскарь.

– Обычно ньет, – ответил Бертран. – Но тебье можно.

– Спасибо.

– Забыл сказать. Обед будьет чьють потом.

– Спасибо. Слушай, ты действительно почти не изменился. И, главное, не разучился говорить по-русски.

– Ми долго живьем, ви должен знать.

– Знаем, знаем, – сказал Симай.

– И я бывай в России. Льюблю эту страну.

Выпили за Россию.

– Брюс Яков Вилимович говориль мне, как отправить вас в это время, – сообщил Бертран. – Посему я не очень удивлялся, когда ви связаться со мной.

– Ты видел Брюса? – спросил Сыскарь.

– Видьел, да. Он хотьел знать о нас, о вампир. Тех, кто пьет кровь человека, и кто не пьет. Как я и такие, как я. И он хотьел показать, как он могуч и что не боится нас. Он и прямо не боялся.

– Впрямь, – засмеялся Симай. – Тут нужно говорить впрямь.

– Впрямь, – охотно повторил Бертран. – Ви, навьерное, хотите знать, как я жил? – продолжил он. – Это долго рассказать.

– Нам интересно, как у тебя с Дашей сложилось, – бесцеремонно заявил Симай. – Если бы не она, мы бы с тобой никогда не познакомились.

– Да, – тяжело вздохнул вампир. – Даша… Я льюбил ее, ви знать… знаете.

– Помним, – кивнул Сыскарь.

– И вы ее спасти.

– Было дело, – согласился Симай и налил всем коньяка.

– Она умерла, – сказал Бертран. – Скоро. Мьеньше года, как ви ее спасти. Заболела и умерла. Теперь я думай, это был рак. Тогда его лечить не умел никто.

– Да и сейчас не особенно, – сказал Сыскарь.

– Ну что ж, давайте помянем рабу божью Дарью Сергеевну, – предложил Симай. – Пусть Господь простит ей прегрешения вольные и невольные.

– Пусть, – поддержал Сыскарь.

Бертран промолчал. Выпили не чокаясь, закусили сыром. Сыскарь закурил. В голове уже слегка шумело, и он подумал, что надо притормозить с коньяком. Сначала дело, потом выпивка. И тут же Бертран, словно прочитав его мысли, спросил:

– Так что за дьело вас привести ко мнье? Излагайте, пока мы трезвый. Чьем могу – помогу.

И они, дополняя друг друга, изложили. Даже коньяка ни разу не выпили, пока рассказывали.

– Ви думай, что девушку, которую ви искал… искали, забрали вампиры? Excusée? – осведомился Бертран, когда друзья закончили.

– Последнее слово не понял, – признался Сыскарь.

– И я, – сказал Симай.

– Э… Который не хотьят компромисс и мир. Как сказать…

– Непримиримые? – предложил Сыскарь.

– Так! Непримирьимые. Это вампиры, который до сих пор пьют человеческий кровь. Они есть среди нас, тьех, кто пьет только кровь животный, увы.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Симай.

– Мы называй себя de nouvelles, – гордо сообщил Бертран. – Новый. Уже пятьсот льет как.

– Поздравляю, – сказал Симай. – Вы молодцы. Нет, правда. Я ж понимаю. Если бы не вы, вампирам уже всем кол осиновый в сердце всадили. Люди не любят, когда у них кровь сосут. Совсем не любят. И нас с каждым веком все больше, и мы сильнее. Извели бы вас под корень. Вовремя вы, новые, появились и вес набрали. Сохранили вид.

– Но есть проблема, – сказал Бертран. – Неримьиримые. И врата в иной мир. Который открываться раз в сто двадцать льет.

– Так ты знаешь о вратах? – спросил Сыскарь. – Блин с чебурашкой!

– Коньечно. Всье вампир знать. И непримьиримый, и новый. Непримьиримый мало. Меньше новый. Но оньи ходьят сквозь врата и пьют там кровь людьей. А в том, другом мире, вампир нет. Совсьем.

– Зачем непримиримые это делают? – спросил Сыскарь.

– Как – зачем? – не понял Бертран.

– Врата между мирами открываются раз в сто двадцать лет, – пояснил Сыскарь. – Ненадолго. Говорят, – он покосился на Симая, – на месяц или два. Я понимаю, что в другом мире пить человеческую кровь не так опасно, как здесь. Потому что, как ты сам сказал там своих вампиров нет и за сто двадцать лет люди успевают забыть про опасность. Или, скажем так, почти забыть, совсем все равно не получится при таких делах. Но ведь это не выход. Кушать-то, каждый день хочется, а не раз в сто двадцать лет.

– Так люди и в нашем мире каждый день