– Джон, по-моему… По-моему, это Уилл и Уэбб.

Я забываю о хрупкости повозки и неудобных козлах и перестаю сдерживать мулов. Уайатт сжимает в одной руке ружье, а второй держится за сиденье.

– Где же весь караван? – спрашивает он, перекрикивая скрип колес. – Где, черт возьми, все фургоны?

Две фигурки начинают бежать нам навстречу, быстро двигая руками и ногами. Лохматые кудряшки подпрыгивают у них на голове. Мальчишки тоже нас увидели. Оба без шляп – впрочем, Уэбб и так всегда без нее, – и совсем одни. Кажется, будто между нами пролегли тысячи миль, и меня переполняет страх. На мгновение все замедляется, а звуки исчезают, и я слышу только стук собственного сердца. Потом я останавливаю мулов, спрыгиваю с козел с ружьем и флягой в руках и бегу по неровной земле навстречу новостям, которые боюсь услышать. Уилл падает прямо передо мной, а Уэбб обхватывает меня за ноги. Я обнимаю его, а Уайатт пытается поднять Уилла, но у того снова подкашиваются ноги, и Уайатт опускается на колени рядом с ним.

– Уилл? – говорит он, приобняв брата. – Уилл, что случилось? Где караван?

– Я н-не знаю. Они ушли б-без нас, – произносит тот, заикаясь. – У папы сломалось колесо, а у миссис Бингам н-начались роды. – Он начинает трястись всем телом.

Я даю ему немного воды и Уэббу тоже, хотя тот плачет и едва может сделать глоток. Потом они рассказывают нам все остальное.

– Индейцы, – говорит Уилл. – Я у-убил одного. Я не нарочно. А потом они убили папу и У-Уоррена. И мистера Б-Б-Бингама. И сс-сожгли п-п-повозки. Их больше нет. И мамы т-т-тоже нет.

– Мы спрятались за камнями, – в слезах перебивает его Уэбб. – Мы сидели там долго-долго, а повозки горели. Уилл меня не выпускал. Он лег на меня и зажал мне рот. Я бы их убил! Я бы спас Наоми!

Каждый вдох обжигает мне горло и грудь, но я все же задаю вопрос:

– Где она? Что случилось с Наоми?

Уайатт упрямо мотает головой, решительно отказываясь верить в услышанное, но из его глаз льются слезы. Уилл тоже расплакался, и мне отвечает Уэбб.

– Они забрали Наоми, – всхлипывает он, поднимая на меня глаза, полные горя. – Они ее увели.

* * *

Проехав еще около мили по неровной колее, я снова останавливаю повозку и велю мальчикам ждать меня внутри. Один из фургонов уже превратился в дымящиеся угли. Второй сожжен лишь частично, как будто огонь так и не разгорелся. С дуг свисают покрытые пеплом лоскуты холстины.

– Может, они не умерли, – не сдается Уэбб.

В его глазах еще теплится надежда пополам со страхом. Но Уилл точно знает.

– Они умерли, Уэбб, – шепчет он, закрыв лицо руками.

Уайатт хочет пойти со мной, но я угрожаю, что свяжу его, если он попробует высунуть нос из повозки.

– Оставайся здесь с Уэббом и Уиллом. И не смей выходить, вы все не смейте, пока я за вами не вернусь.

Уайатт сжимает ружье, его пыльное лицо исчерчено дорожками от слез, но подбородок упрямо выпячен, будто он готовиться спорить.

– Оставайся здесь, – повторяю я, глядя ему в глаза.

Он коротко кивает, сильнее стискивая ружье, и я отворачиваюсь, прихватив свое. Оно мне не понадобится, но я все равно беру его с собой. Я подхожу и осматриваю место происшествия. Две повозки, одна обгорела, другая превратилась в гору углей. Волов забирать не стали. Они, ничуть не пострадавшие, толпятся у водопоя. Когда я приближаюсь, они поднимают головы и смотрят на меня, а я – на тела, которые лежат поодаль.

Макушка Уильяма Мэя превратилась в открытую пузырящуюся рану. Кровь залила землю между ним и Уорреном, распластанным лицом вниз с раскинутыми возле головы отца ногами. Гомер Бингам лежит спиной к остальным с вытянутыми вперед руками, будто он, хватаясь за землю, пытался дотянуться до чего-то. Может, он силился добраться до жены, но не прополз и фута, прежде чем его убийца снял с него скальп.

Меня поражает такая унизительная смерть. Не просто сам факт смерти. Мне доводилось видеть смерть, но не такую, и глубокий, невыразимый стыд переполняет мою грудь. Такую смерть я понять не могу. Мне ничего не остается, кроме как вернуть им хоть толику достоинства и скрыть их от глаз мальчишек, ждущих в моей повозке. Смочив платок водой, я, как могу, стираю большую часть крови с их лиц и прикрываю шляпами запекшуюся кровь на их головах. А затем готовлюсь увидеть остальное.

Повозка семейства Мэй пострадала меньше, хотя холщовая крыша обгорела, а кузов обуглился. Я догадываюсь, что это фургон Уильяма, потому что у него не хватает колеса. Внутри я нахожу почерневшие припасы и покрытые копотью одеяла, но больше ничего. Ремни, державшие кормушку и бочку с водой, расплавились и порвались, и весь груз вывалился на землю. Бочка укатилась к дымящимся останкам второй повозки. От фургона Бингамов не осталось ничего, кроме обугленного остова, из которого торчит одна-единственная ивовая ветка. Только чугунный котелок, совсем не пострадав, торчит посреди неясной кучи углей, от которой исходят жар и едкий запах. Я заставляю себя подойти ближе.

От них мало что осталось: ни волос, ни формы, ни клочка кожи. Я не могу сказать, кто есть кто и как они умерли. Я вижу лишь обуглившиеся остатки двух тел, присыпанные пеплом, лежащие рядом и прикрытые небольшим обломком фургона, который упал на них. Мое горло сжимается от боли, сердце колотится, а руки не слушаются. Я отворачиваюсь и стараюсь выровнять дыхание. Я не знаю, что мне делать.

Уинифред. Уильям. Уоррен. Бингамы. Мальчики. Наоми.

– Аака'а, – со стоном выдыхаю я. – Наоми.

Я не знаю, где она. Не знаю, как найти ее, и не могу бросить семейство Мэй. Ни мальчишек, ни их погибших родных. Наших родных. Они и мои тоже. Это семья Наоми. А я обещал Уильяму, что позабочусь о них.

Я беспомощно озираюсь в поисках какой-нибудь подсказки. Инструменты Уильяма разбросаны возле колеса, которое он чинил, и я вдруг понимаю, что нужно сделать. Я только что потратил целую неделю, собирая фургон, поэтому хватаю нужные инструменты, забираюсь под уцелевшую повозку и выкручиваю болты, которые соединяют кузов с основой. Убрав их, я сталкиваю кузов с рамы, вываливая на землю обгоревшие припасы и остальное содержимое. Потом я переваливаю кузов к останкам второй повозки. Мне нужно в чем-то их всех похоронить. Земля твердая, а у меня мало времени. Одного за другим я оттаскиваю троих мужчин к останкам женщин, а потом накрываю всех перевернутым кузовом. Выглядит так, будто среди камней и кустов стоит стол, но главное, что смерть спрятана и все самое жуткое скрыто от глаз. Я иду за мальчишками.

Мне приходится подтвердить то, что Уилл уже и так знает. Уэбб тоже, хотя, полагаю, Уилл защитил его от самых жутких подробностей. Не знаю, сколько им пришлось прятаться за камнями, прежде чем они решили выбраться и отправиться искать помощи, но, вероятно, долго, раз повозка Бингамов успела сгореть.

– Я не знаю, сколько прошло времени, – отвечает Уилл, когда я задаю вопрос. – Но когда это случилось, было едва за полдень.