— Ладно, хорошо, — я поднял руки, сдаваясь.

И откуда во мне эта адская вспыльчивость? Казалось бы, какое мне дело до какой-то рабыни? Тут свои порядки, а со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Это прописная истина. Я сделал глубокий вдох и решил просто слушать и не отсвечивать.

— Эй! Идти в дом. Что стоять? — обратился к нам Хашим, подозрительно глядя на меня.

— Идём-идём, — ответил Лех и пригрозил мне пальцем мол чтоб без глупостей.

— Марти, сиди здесь и никуда не уходи. Ничего и никого не жрать, — наказал я коту и вошёл в дом вслед за остальными.

Мы сразу попали в кухню, где не было окон, зато у противоположной стены стояла огромная печь, на которую водрузили сразу три больших чугунных чана. Здесь витали вкуснейшие ароматы томатов, тушеного мяса и ещё что-то медового, как мне показалось. Тут горели две масляных лампы, что висели под потолком. Света они давали немного и помещение тонуло во мраке. Зато дверь налево вела в хорошо освещённую гостиную. Там стоял огромный стол, а вокруг него дубовые стулья с высокими спинками. Стены украшали гобелены и оружие: мечи, сабли, луки, арбалеты, кинжалы. Внушительный арсенальчик.

Во главе стола восседал огромных размеров мужик в красном кафтане. Рожа красная, нечёсаная рыжая борода с крошками хлеба, жирные губищи, нос картошкой и свинячьи глазки. Про себя я окрестил его боровом.

За столом сидели и другие служивые. Всего шесть человек. Пятерым по виду за пятьдесят, жёлтые плащи за спинами, красные полукофтаны-полумундиры. Все упитанные как на подбор. Только один отличался от этой братии. Сухой старикан с длинной серебряной бородой, в плоской шапочке и сером одеянии, напоминающем женский сарафан с длинными рукавами. Он, подслеповато сощурившись, поглядел на нас и уткнулся с миску с похлебкой, черпая варево деревянной ложкой. Рука его при этом заметно дрожала, того гляди расплескает.

— Добро вам, путники Ронгорна! — громогласно объявил боров и рыгнул. — Славься славный Хашим, воин Мортербрана! Прошу к столу! Седа, сучка, принеси гостям тарелки, почивать будем.

Мы поклонились, хотя моя спина гнуться не хотела, и уселись за стол. Тут же появилась девушка. Поставила перед нами деревянные овальные тарелки и разлила по кубкам вина.

— Спасибо, — сказал я ей и отхлебнул питье.

Девица почему-то испуганно на меня глянула и поспешила на кухню.

— Чего-то ты спасибо рабыне говоришь? Этой паскуде плетей не помешает, а не спасибо, — заржал боров, а я получил сразу три предупреждающих взгляда от товарищей.

— Так не знал, что рабыня, — буркнул я и уставился в тарелку, чем вызвал ещё больший смех уже не только от борова, но и от остальных свиней.

— Мой друзья и я идём в Гинвиндел, — начал разговор Хашим, когда все умолкли. — По дороге на нас нападать земленорки. Спасти удастся, но мы потерять вещи. Если вы дать нам провизий и открыть ворот, мы быть благодарны.

Боров сощурил глазенки и, крякнув, поудобнее устроился на стуле.

— А зачем вам в Гинвиндел? Мы с ними дел не ведём, разве что рабов поставляем. А с вами я рабов и не увидел.

— Нам надо пройти, остальной не ваше дел. Или вы сомневаться в словах воина Мортербрана? Владыка Гиендук быть недоволен.

— Нет-нет! Что вы? Не сомневаюсь. И провизию выделю...

— И проводник, — отрезал Хашим.

— И проводника, — кивнул боров.

Было видно, что он испугался имени владыки и спорить с крылатым не хотел, во избежание больших проблем.

— А карта мира у вас есть? — спросил я.

На меня все уставились как на придурка. Только местные с удивлением, а товарищи с видом «ну что у тебя шило в заднице что ли?» Похоже, что так.

— Нарисую, — проговорил старикан, закидывая в рот очередную ложку похлёбки и по-прежнему уставившись в тарелку.

Теперь все взгляды обратились на него, а я даже перегнулся через стол, чтобы получше его разглядеть. Чем-то напомнил одного волшебника из Англии, только этот был невысокого роста и щупленький.

— Раз господин Оллин сказал, значит нарисует! — хлопнул по столу боров. — Знаете он какой учёный? Книг множество прочитал! Гномий знает, и даже эльфийский! Голова! Повезло, что застали его! Он же раз в круг приезжает, привозит бумагу, указы и прочее, детишек, что народились от шлюх забирает.

Мы с Рисей переглянулись. Ну и нравы тут. А я наклонился к Леху и шёпотом спросил:

— Раз в круг?

— Год, по-вашему. В Транникии кругом называют, в Ронгорне семион, от Бога Семиона, что временем и погодой правит. Но так-то везде кругом стали звать.

Я кивнул и уставился в тарелку. Находится здесь было неприятно, но есть хотелось жутко. Так что я молча набивал брюхо, как и Рися. А Лех с Хашимом взяли на себя беседу. В основном спрашивали о новостях столицы и Мортербрана, да что творится в дебрях Догрила. Не обошли стороной и паскудников эльфов. Этих гадов нигде не любили, хором желали им подохнуть самой страшной смертью.

Так прошел, по моим ощущениям, час, и я уже начал клевать носом, когда Хашим объявил, что нам пора отдыхать.

Глава 23

Боров попросил господина Оллина проводить нас до казармы и наказать дежурным выделить комнату. Сам он, кряхтя, вышел провожать на порог. Я огляделся, но Марти нигде не увидел. Опять смылся засранец! Хотя сейчас я был скорее рад этому: нечего свиньям задавать лишние вопросы. А Марти для этого мира животинка слишком приметная.

Распрощавшись с хозяином сего оплота безнравственности и свинства, мы направились к казармам вслед за стариком.

Господин Оллин по дороге размышлял о жизни на границе вдали от цивилизации. Сетовал, что везти ему в приют аж целых три младенца. Кормить их придётся одной матери, которую потом отправят обратно под конвоем. Рабыня, ничего не поделать. Я начал проникаться уважением к старику. Говорил он об этом с сожалением, и явно был за отмену рабства, но ничего поделать не мог.

В казармах нас встретил заспанный и нетрезвый вояка с пивным брюхом и трёхдневной щетиной. Выделил комнату на первом этаже. Комната господина Оллина была в конце коридора, куда я за ним и направился. Остальные остались и принялись готовится ко сну.

Комнатка старика больше походила на коморку два на