Реакция адвоката меня поразила. Хотя как поразила. Я знаю эту реакцию. Я видел подобное у наших парней. У моих перед смертью сворачивало башню.

Если парень, обычно спокойный, смеётся без причины по любому поводу – это всё, конец. Он уже не жилец.

Если балагур замыкается в себе, то это тоже жёсткий признак. У меня самого от второго типа письмо хранится. Доставить к девушке. А я не доставил. Не потому, что не мог. Брат, прости. Я читал это письмо. Так случилось. Спи спокойно, лучше ей этого не читать… Я не стал это передавать…

– Могр, вон! Оставь нас… Спасибо, Могр… Уйди…

Десятник ушёл, неплотно прикрыв дверь. Я его понимаю. Пока я жив, живёт и долина. Умру я, и кто знает, как оно будет.

– Злые у тебя псы… – пытался усмехнуться адвокат с разбитыми губами. Он пытался скрыть, но я заметил, что он сплюнул остатки зуба. Я не показал, что заметил. Слабость у достойных лучше игнорировать…

– Прости. Я не хотел этого, – от всего сердца сказал я.

– Верю… Ты не из врунов… – шамкал осколками зубов адвокат. – С тебя траты на мага. На лечение…

– Да не вопрос. Только платить я буду с выигранных в суде денег!

– Клянись Равуром, что не убьёшь меня после того, что я узнаю…

– Иди в жопу, дебил! Достали вашим Равуром. У меня свой Бог! Чего вы так боитесь, если всё равно все сдохнем! – сорвался я при очередном упоминания бога смерти…

Кто не понял. Он смеялся при побоях. Сколько вы таких людей знаете? Я знал таких четверых за всю свою жизнь. Троих уже не знаю, четвёртый выжил…

Когда смеются, это уже край. Ты можешь быть сильнее, быстрее, злее, но это тебя не спасёт. Такие идут вперёд грудью на пулемёт и смеются. Сашка Матросов форево. Такие с ножом в печени, у которых жизни максимум десять секунд, бредут вперёд, как медведь, что насаживается на рогатину. Такие, подыхая, будут кусать тебя за штанину из последних сил. Я знаю такой типаж. У этого типажа всего две градации: герои и дебилы. Кто они дебилы или герои, определяет только случай, а вовсе не духовная и умственная составляющая…

После этого инцидента у нас пошёл относительно конструктивный разговор. Я старательно не замечал, что у адвоката дёргалась левая рука, а у медного зеркала лежала мелкая, зелёная смесь. Он может врать, что его выгнали из его среды за бунт против системы, но всё очевидно. Торчок и бастард, который даже не бастард, бунтуют против системы. Комедия в лицах…

Поездка к адвокату обернулась новым скандалом у Равура. Я не считаю себя виноватым. Там тема тухлая вышла…

Как-то по нелепому вышло, что троюродная тётушка из пятого колена подвернулась под руку Пыталась что-то моей пьяной тушке высказать. Дура, что с неё взять. В итоге была послана лесом на местном диалекте. И поверьте, ни мне пьяному, ни мне похмельному за это нисколько не совестно. Нашла момент морали читать. И кому читать?

Впрочем, не это главное. С утра. В общем. Утро не задалось, а меня будят мои архаровцы. Просыпайся, «баран», то есть мы хотели сказать «барин». Уже утро, пора вершить славные дела…

Секретариат короля оказался не в Мрачном городе, а в Злом. В городе, где королевская библиотека. Где хранятся бумаги о всяком непотребном. Ехать от старика недалеко. Равур – в этом же районе живёт.

Предписание для визита в секретариат у меня на руках. Сотня золота, на всякий случай, с собой. Кстати, то, что меня соизволили относительно быстро принять, в этом заслуга отца Адруса, Мубера Латьяуна.

Равур, сдерживая кашель, пытался меня чему-то научить из области общения с чиновниками, но я был хреновым учеником. Я его само собой слушал, но быстро потерял нить слов. Тут же у местных чиновников целая система на все случаи жизни.

До приёмной я доехал относительно спокойно. Относительно, это потому что из головы не вылезает Алёна. Неправильно я с ней. Сам это понимаю. Не понимаю только другого. Не понимаю, как это сделать так, чтобы всем было на свете прекрасно, а мне за это не пришлось бы висеть на кресте.

У въезда в подворье меня подкараулил кто-то. По одежде халдей, по цветам одежды кто-то из Латьяунов. Не поймите неправильно, гербовой одежды хватает всякой разной, но этого типа я опознал не по расцветке одежды, а по роже. Видел я его уже у графа, вот и…

– Ваша милость… – признаюсь, эти слова мне были как бальзам на душу, пусть и перед слугой, в такой-то нервотрёпке, но я барон. – Его светлость приказал сопровождать вас…

А дальше я «не слышал», «я слушал». Кто может, тот поймёт разницу слов. Господи, если вы знаете, каково это на слуху слушать патоку, а за словами пустота, то вы поймёте меня.

Граф долги не забыл. Но и не сказал в лицо то, что я понял спустя час ожидания в приёмной. Слуга от Латьяуна всё это время ждал вместе со мной, Гумусом и Могром, не считая двух бойцов, что сидят у ворот секретариата.

– Так… – многозначно протянул худой, бледный хорёк в чёрной одежде. Пальцы в чернилах, глаза блеклые, редеющие волосы. Бородка чуть пробивается, а он далеко не мальчик. – Нало-ги… Владения… Наследни-ки… Завеща-ние… Ничем не можем помочь… Ваша… Кор Ваден, – даже не «кор-э́», а «кор», дворянин, без титула, герба и наследования земли.

– Причина?!

– В регистре вас нет. Бастард. Такое мы не решаем. Вам в секретариат дворянского уложения, к барону Эрге. Покиньте помещение!

Из кабинета я вышел ещё относительно спокойным. Относительно спокойный. Руки дрожали, ноги сгибались в коленках. Это не страх, это нервы. Это мандраж. Так всегда перед боем. Ты пытаешься это скрыть перед самим собой, но перед «серьёзным замесом» это обычная вещь.

В бою это сковывает. Тело медленнее, чем обычно. Мышцы скованные, до тех пор, пока в мозг не влезает мысль: «Нечего терять. Ты уже мёртв. Родился – мёртв. Все мы смертны».

И вот тут ты взрываешься. Вместо замедленных страхом реакций тела ты выдаёшь то, что обычно не можешь сделать. Пик – чёткий квадрат со стороной полметра, остальное серая хмарь. Самое прекрасное и самое ужасное чувство. Прекрасно, потому что никакие наркотики такое не дают. Это самый страшный наркотик – адреналин. Ужасно, потому что после этого всё тлен.

Всё. Крах. Финиш. Облом. Кто-то мог счесть, что я поспешил напиться. Ну и хрен им