Забастовка 1970 года в США породила многообразные практики. Закон запрещал бастовать участницам Организации женщин, занятых в федеральных учреждениях, и они призвали «сражаться умом, а не кирпичом». Активистки Чикагского союза освобождения женщин нанесли неожиданный визит на предприятие по производству фасованного мяса, откуда женщину уволили за то, что она привела на работу ребенка, и убедили менеджеров принять ее обратно. В Вашингтоне Национальная организация для женщин избрала основной тактикой потребительский бойкот. Протестуя против сексизма в рекламе, они назначили своими мишенями журнал Cosmopolitan, марку сигарет, средство для мытья посуды и спрей для женской гигиены. Активистки Вашингтонского отделения движения за освобождение женщин отправились к местной женской тюрьме и объявили, что «мужское превосходство лишает свободы всех женщин». Они бросали камни в тюремные окна, пытались докричаться до узниц, а позднее попытались собрать деньги, чтобы уплатить за них залог. Взаимодействие с заключенными оказалось довольно поверхностным, и усилия активисток собрать деньги на уплату залога или установить прочные контакты с женщинами в тюрьмах тоже ни к каким особенно впечатляющим результатам не привели. Создание политических коалиций — дело недешевое, и Вашингтонское отделение движения за освобождение женщин пришло к выводу, что сотрудничество с Национальной организацией для женщин обернулось «потерей энергии, потраченной на работу с группой, имеющей иные приоритеты». Другие женские группы не одобрили участие в забастовке мужчин. Чикагский союз освобождения женщин отмечал, что мужчины на собраниях «похоже, преобладали в толпе и имели непомерно большое влияние. Мероприятие снова оказалось не вполне нашим. Мы стали частью шоу для мужчин»[305].

Пикеты

Еще одним заимствованным у рабочего движения приемом стало пикетирование. Обычно его проводят на рабочем месте, но, как и забастовку, пикет можно провести и в местах подчинения женщин. В 1971 году в Сиэтле около сорока манифестанток пикетировали бар, где проходил конкурс «Горячие штанишки», на том основании, что мероприятие объективирует женщин. В том же году группа ирландок, разочарованных тем, что парламентарии не станут рассматривать законопроект о доступе женщин к противозачаточным средствам, с колясками пикетировала Ленстер-хаус, где заседает парламент. Женщины при этом пели: «We shall not conceive», то есть «Мы не зачнем», — переиначенный гимн движения за гражданские права «We Shall Not Be Moved». Несколько женщин проникли в здание через окно мужского туалета, который они и заняли. Разочарование тем, что парламент упорно отказывался обсуждать контрацепцию, привело 22 мая 1971 года к важнейшему для национального движения за освобождение женщин событию. Группа активисток, оспаривая запрет касательно оборота в Ирландии противозачаточных средств, собралась в Белфаст и пригласила с собой съемочные группы телевидения. В Ольстере женщины запаслись презервативами и спермицидной смазкой, но купить противозачаточные таблетки им не удалось: хотя в Великобритании торговлю ими разрешили в 1962 году, продавали их лишь по рецепту. Тогда ирландки накупили аспирина, который, предполагалось, таможенники не смогли бы отличить от контрацептивов. И действительно, вернувшись на поезде в Дублин, активистки заявили таможенникам о своих приобретениях, предъявили презервативы и на глазах у них приняли аспирин. Чиновники, окруженные феминистками, скандировавшими «Пропускай!», не осмелились арестовать нарушительниц. Женские акции гражданского неповиновения привлекли всеобщее внимание, но ждать перемен пришлось еще долго. Несмотря на постановление Верховного суда республики (1973) о том, что контрацепция есть «супружеское право», ирландское правительство, ссылаясь на противодействие католической церкви, не желало снять запрет. Лишь в 1980 году законодатели предоставили ограниченный доступ (только парам, состоящим в браке) к противозачаточным средствам. В следующие пятнадцать лет круг тех, кто вправе пользоваться контрацептивами, медленно расширялся. Аборты в Ирландии перестали быть уголовно наказуемыми в 2018 году после поистине исторического референдума. В 2019 году аналогичный референдум состоялся наконец и в Северной Ирландии.

Японки и кореянки прибегали к пикетированию, протестуя против торговли сексуальными услугами, особенно в сфере секс-туризма. В Японии и ее бывшей колонии Корее уже давно существовала система «кварталов удовольствия». Бордели действовали там легально, на основании лицензий, и секс-работницы время от времени работали по контракту. Например, кореянки-кисэн сделались обычными поставщицами сексуальных развлечений для высокопоставленных мужчин.

После того как в конце XIX века в Корею переселилось множество японцев, в корейских портах процветала проституция. С 1905 года, когда Япония объявила Корею своим протекторатом, колониальные власти в некоторой мере упорядочили секс-туризм. Эта система помогла подготовить почву для обращения в сексуальное рабство множества кореянок и китаянок, принуждавшихся в 1937–1945 годах к работе на «станциях утешения». «Женщин для утешения», которых заставляли заниматься сексом с японскими военными, помещали в бордели, где до 75 % женщин умерло или было убито. После поражения Японии в войне и образования в 1948 году двух корейских государств возобновились визиты в Южную Корею японских секс-туристов. В 1970-х годах стремительно расширялось «корпоративное спонсорство» и росло предложение так называемых туров «только для мужчин». До самого конца XX века содержание женщин в солдатских борделях во время Второй мировой войны не признавалось злодеянием. Еженедельные женские демонстрации в 1992–1994 годах у японского посольства в Сеуле, организованные Корейским советом по делам женщин, угнанных Японией в военное сексуальное рабство, в конце концов привели к извинениям и выплате компенсаций[306].

Подобно многим мужчинам из США и Европы, в 1970-х годах в Южную Корею и на Филиппины ездили секс-туристы из Японии. Южнокорейское правительство активно поддерживало секс-туризм, видя в нем источник валютных поступлений в страну, и сотрудничало с японскими компаниями ради прибыли от сексуального труда женщин. Возникновение более активного женского движения стало угрозой всей этой системе. Кореянки пикетировали сеульский аэропорт Кимпхо в знак протеста против приезда мужчин-японцев, а в 1974 году японки устраивали пикеты в зале отлета токийского аэропорта[307]. Протестующих особенно возмущала организованность «пакетного» секс-туризма. Мало того, японские фирмы, предоставлявшие питание и проживание, монополизировали эту отрасль, так что собственно корейским секс-работницам платили сущие гроши.

Когда регулирование в этой сфере было ужесточено и стало угрожать самой ее прибыльности, женщин из Южной Кореи и других стран стали привозить в Японию для работы в барах и массажных салонах. При этом им нередко запрещали пользоваться своими деньгами и отнимали паспорта, что лишало их возможности выйти из порочного круга эксплуатации. Тогда японки, вдобавок к манифестациям в аэропортах, стали организовывать убежища для иммигранток, сбежавших от сексуальной и трудовой эксплуатации.

Рост в конце XX века количества секс-шопов, торгующих порнографией и секс-игрушками, и в целом распространение в СМИ материалов порнографического характера стали для многих участниц движения за