Урса думала, что на сегодня все плохое уже закончилось, но она не успевает уснуть до прихода Авессалома. Незнакомые звуки в чужом доме сбивают с толку. Море так близко, что кажется, будто оно бьется о берег под самыми окнами, и его плеск отзывается смутной тревогой в душе. Урсе все время чудится, что она слышит, как муж входит в комнату: не раз и не два до того, как дверь и вправду отворяется.

– Не спишь, Урсула?

Притворяться нет смысла. Она садится в кровати, подтянув одеяло к самому подбородку. Авессалом снимает башмаки, садится на стул у камина. В одной руке он держит рюмку, в другой – какие-то сложенные бумаги.

– Надеюсь, тебе понравился ужин.

– Он был очень сытным, я отвыкла от такой еды.

Авессалом ставит рюмку на каминную полку и сидит, склонив голову, так что Урса почти не видит его лица. Он говорит, обращаясь к пламени в камине, но говорит тихо, и Урса не разбирает слов.

– Что ты сказал?

Он повторяет чуть громче:

– Я не хотел, чтобы ты узнала вот так.

Урса думала, что онемеет от страха, когда придет муж, но в ней горит ярость, та же самая, что сжигала ее изнутри за столом. И эта ярость придает Урсе смелости.

– Что ты убил женщину?

Молчание затягивается, зияет, как яма. Урса слышит стук своего сердца, он громче, чем море, шумящее за окном. Она уже тысячу раз пожалела о том, что разделась для сна. Ей так неуютно в одной тонкой ночной рубашке.

Наконец Авессалом отворачивается от камина и смотрит на Урсу. Его губы сжаты в тонкую линию, глаза совершенно стеклянные, взгляд рассеянный, мутный. Он так сильно пьян?

– Убил женщину? – Он хмурится, словно не может понять смысла слов. – Нет. Нет… – Он трясет головой, словно отгоняя настырную муху. – Я казнил ведьму, жена. Суд приговорил ее к смерти. Она была виновна в глазах закона и Господа Бога. «Ворожеи не оставляй в живых». Такова воля Божья.

– Но ты… Тебе обязательно было убивать ее собственноручно?

Он морщится, словно ему обидно это слышать, берет рюмку с каминной полки и сжимает ее в руке. В другой он по-прежнему держит какие-то бумаги.

– Это было серьезное дело. Я не испытывал радости от содеянного, хотя она заслужила смерти. Потом я молился. Бог меня простил. Я не тщеславен, Урсула. – Ей с трудом удается не фыркнуть. – Но я горжусь своим служением Богу. И я надеюсь, что моя жена тоже будет мною гордиться.

Урса знает, как сейчас поступила бы мудрая женщина: сказала бы мужу, что им гордится, – просто чтобы разрядить напряжение между ними. Авессалом сильно пьян, может быть, утром он и не вспомнит, о чем они говорили накануне. Урса знает, что надо делать, но почему-то молчит и только пристально смотрит на мужа.

Он сидит, откинув голову на высокую спинку стула, и Урса видит лишь самые краешки его глаз, которые сейчас кажутся почти черными.

– Я счастлив, Урсула, что взял жену из хорошей семьи. Когда твой отец рассказал мне о тебе, я едва поверил в свою удачу. Дочь судовладельца. – Он резко втягивает носом воздух. – Ты еще прекраснее, чем я смел надеяться.

Ей хочется, чтобы он замолчал. Чтобы перестал на нее смотреть.

– Ты комиссар. Ты мог бы выбрать кого-то получше.

Вот бы он так и сделал. Хотя это значит, что она никогда не приехала бы на Вардё и не встретила Марен, сейчас Урса всем сердцем желает оказаться дома, в Бергене, обнять Агнете во сне, и никогда не быть замужем за человеком по имени Авессалом Корнет, и даже не знать, что такой человек существует на свете.

– Я начинал с самых низов. Не как губернатор, занимающий высокое положение уже по праву рождения. Ты знала, что я родился в простой крестьянской семье?

– Нет, я не знала. Ты никогда не рассказывал.

«Осторожнее, – говорит она себе. – Не надо так резко».

– Ты никогда не спрашивала. – Он умолкает, словно ждет, что она спросит сейчас. Но Урса молчит, не решается заговорить, чтобы не сказать лишнего.

Он подносит рюмку ко рту, отпивает глоток.

– Я родился на крошечном островке, где только скалы, и овцы, и вонь от овец. А потом на соседнем острове построили церковь, и там было чисто и пахло свечным воском. Я в жизни не видел такого чудесного места. – Он закрывает глаза, словно мысленно переносится в картину, рожденную воспоминаниями. – Тамошний пастор разглядел во мне что-то особенное. Когда изловили ту ведьму, пастор порекомендовал меня Колтарту, и тот взял меня в помощники.

К горлу Урсы подкатывает плотный ком горькой желчи.

– Разве это не чудо? Сын овцевода становится охотником на ведьм, а потом комиссаром? – Его черные глаза блестят.

– Да, муж.

Он ерзает на стуле.

– Почему ты не зовешь меня Авессаломом?

– Если хочешь, то буду звать, Авессалом.

Она чувствует приближение великой опасности и пытается сообразить, как ее избежать.

– Знаешь, что означает мое имя?

Она качает головой.

– Отец мира.

Урса чуть было не рассмеялась, но все же сумела сдержаться.

– Это все, чего я хочу. Искоренить богомерзкое колдовство, чтобы мы все зажили в Божьем мире. Но мир достигается только войной, понимаешь?

Авессалом закрывает глаза и так долго молчит, что Урса решает, что он уснул. Тугой узел у нее в животе чуть расслабляется. Но уже через мгновение Авессалом продолжает:

– Это мой святой долг. Мое предназначение, Урсула. Губернатор в меня верит. Он считает меня особенным, как и тот пастор на Оркнейских островах.

Он встает так внезапно, что Урсула невольно вздрагивает. Одним глотком он осушает рюмку, ставит ее на стол, подходит к кровати и садится рядом с Урсой. Она чувствует на щеке его горячее дыхание.

– Ты мной гордишься, Урсула?

Она поворачивается к нему. Ее руки дрожат.

– Да, Авессалом.

Он накрывает ее руку ладонью. Его рука теплая, сухая и сильная. Он поднимает другую руку, в которой держит сложенные листы.

– Мне их дал губернатор. Они приходили сюда в Вардёхюс последние два месяца. Письма из Бергена.

Ее сердце сжимается.

– От отца?

Ей хочется потянуться за ними, но муж крепко держит ее за руку. Он кивает, швыряет письма на постель.