На другой день группе сенаторов во главе с Брутом удалось всё же собрать народ на Форуме. Заговорщики произносили пламенные речи, объясняя убийство Цезаря справедливым возмездием в ответ на тиранию, стремлением к свободе Рима. Их слушали, но было не понятно – одобряют или осуждают их действие римляне, – лишь по лицам можно было догадаться, кто жалеет Цезаря и скорбит, а кто чтит тираноубийцу Марка Брута.

Тело диктатора лежало у статуи Помпея в курии до конца дня. К ночи, когда неравнодушные любопытствующие разошлись, появились рабы Кальпурнии, и они забрали тело в дом.

* * *

Цицерон слышал ходившие в Риме сплетни о Марке Бруте; его мать была когда-то любовницей Цезаря, и когда у неё родился сын, он воспылал к нему отцовской привязанностью. Брут с юности отличался привязанностью к идеалам республики, во время гражданской войны принял сторону Помпея.

Цезарь «просил начальников не убивать его в сражении, но всячески щадить и привести к нему, если бы тот согласился сдаться добровольно, в случае сопротивления с его стороны, оставить в покое…».

Несмотря на знакомство с Марком Цицероном молодой человек не посвятил его в свои замыслы; надо полагать, приберегал для случая, например, в качестве судебного защитника заговорщиков. После убийства Цезаря Брут с товарищами к вечеру появился у Цицерона; на бледном лице главного заговорщика блуждала безумная улыбка, глаза горели шальным огнём… Юноша держал в руке кинжал с побуревшими пятнами крови… При виде возбуждённых молодых людей Цицерон отпрянул, не в силах произнести ни слова… Брут, отдышавшись, выкрикнул:

– С тираном покончено! Хвала тебе, Цицерон, отец отечества!

В этот момент Цицерон понял – в Риме случилось нечто ужасное…

Глава пятнадцатая. Агония

Страх и растерянность

Марк Цицерон не случайно отсутствовал в курии, когда убивали Гая Юлия Цезаря. За четыре дня до гибели диктатор объявил о войне с Парфией, и сенаторы готовились принять постановление о том, что «Цезарю разрешается быть царём на всей римской территории, кроме Италии, и носить царскую корону». Марк Антоний, второй консул, готовился к заседанию, муссировал слухи в пользу намерений Гая Цезаря. Этого было достаточно, чтобы у Цицерона не возникло желания принять участие в «трагикомедии».

Слух об убийстве диктатора распространился по Италии, а вместе с ним – растерянность и страх. Консул Марк Антоний, по закону, стал единоличным правителем Римской республики, но ещё не представлял, что предпринять в этой ситуации, опасаясь за свою жизнь, укрылся в собственном доме под надёжной охраной ликторов, вооружённых гладиаторов и рабов.

На следующий день заговорщикам стало понятно, что население в основной своей массе не поддерживает их, а военные – ветераны Цезаря – агрессивно настроены против убийц.

Положение прояснилось, когда Марк Антоний получил доступ к завещанию Цезаря, которое принесла Кальпурния, его вдова. По воле диктатора каждый плебей – их насчитывалось в Риме сто пятьдесят тысяч – получал от Цезаря по триста сестерциев. Огромные деньги! Городу Риму переходил обширный комплекс садов у Тибра для публичного посещения. От такой щедрости римляне не только забыли прежние обиды на диктатора, но и, напротив, были ему благодарны…

Антоний воспользовался подавленным состоянием Кальпурнии, вдовы Гая Юлия Цезаря, и убедил передать ему личные сбережения консула «как доставшиеся незаконным образом», всего сто миллионов сестерциев. Заодно прошёл в его кабинет, где, к своей радости, обнаружил подписанные Цезарем и не переданные назначения должностных лиц и важные государственные распоряжения, и прочие незавершённые документы. Марк Антоний забрал всё в надежде, что кое-что ему обязательно пригодится. Затем консул появился в казначействе, где объявил главному хранителю, что вступает в распоряжение государственной казной – а это семьсот миллионов сестерциев, бывших в пользовании у Цезаря по праву консула-диктатора. Завладев важнейшими документами и личными бумагам Цезаря и, главное, огромными денежными средствами, Марк Антоний сразу воспрянул духом. Решив, что пора ему действовать, призвал сенаторов на чрезвычайное заседание.

* * *

Брут и Кассий не рискнули появиться в Сенате, хотя среди сенаторов было достаточно сторонников. Участники заседания расселись по разные стороны зала, демонстрируя два противоположных лагеря. Одни предлагали объявить Цезаря тираном, а убийцам присвоить почётные звания «Благодетель отечества», другие требовали привлечь к суду виновных в насильственной смерти высшего должностного лица, как требует закон республики.

Цицерон не отсиживался у себя на вилле, появился в курии и поддержал признание Цезаря тираном. Консул Марк Антоний, чувствуя, что теряет управление ситуацией, заявил, что в таком случае всем придётся не признавать должностные назначения сенаторам, которые он нашёл среди документов Цезаря! В подтверждение слов консул потрясал пачкой рукописных свитков с печатями Гая Юлия Цезаря. Пришлось голосовать заново, ради чего Цицерон предложил применить к заговорщикам амнистию и достойное погребение убитого диктатора. На том и сошлись!

Организацию погребального костра за казённый счёт взял на себя консул Марк Антоний. Мероприятие готовили на Марсовом поле, затем передумали и перенесли на Форум. Тело убитого диктатора положили в деревянный гроб, прикрыли тогой в кровяных пятнах и местами порванной и водрузили сверху огромного погребального кострища.

По традиции Марк Антоний выступил с похвальной речью умершему консулу, затем подцепил копьем окровавленную одежду, приподнял, чтобы все увидели. Толпа зарыдала в голос. Когда восстановилась тишина, Антоний обещал римскому народу покарать убийц. Народ живо откликнулся на призыв, у многих появилось желание мстить немедленно; люди бросились громить дома известных им богачей… Как водится, по пути растоптали народного трибуна – оказалось, по ошибке…

Костёр для покойника получился знатный! Тысячи римлян наблюдали за обрядом; у некоторых граждан появилось желание буйствовать: разгромили близстоящие городские здания, повытаскивали оттуда всё, что могло гореть: скамейки, судейские кресла, столы, полки и шкафы… Нанятые для похорон актёры и музыканты срывали с себя одежды и в экстазе бросали в огонь. Воины из ветеранов Цезаря метали в огонь походные плащи, мечи и щиты. Женщины, впадая в транс, бездумно швыряли свои драгоценные украшения в жадное пламя…

Когда костёр догорел, прах собрали и развеяли в разных концах Рима. Марк Антоний распорядился установить над рострами восковую фигуру Цезаря с двадцатью тремя ранами и в окровавленной тоге: фигура медленно вращалась на специальной подставке, а люди подходили и видели его, словно настоящего…

Вызов принят

Согласно ранее подписанным Цезарем документам присутствующие на заседании получили высокие должностные назначения, чем остались довольны. В числе наместников оказались Брут и Кассий; первый получал в управление Македонию, второй – Сирию. Этой же ночью они покинули город, дабы не угодить под репрессивные жернова Марка Антония, нового правителя Рима.

Цицерон оставил запись своих впечатлений от убийства диктатора: «Разве есть хоть один человек, который не желал этого и не обрадовался, когда это произошло? Его ненавидели все, но молча… Одним не хватало ума, другим – мужества, третьим не представился случай… Но желали этого все, и виноваты все, а честные люди, насколько могли, приняли участие в убийстве Цезаря… О, прекрасное дело, но незаконченное!.. Дерево срублено, но не вырвано с корнем; ведь мы проявили отвагу мужей, разум же – детей… Ведь мартовские иды не дали нам ничего, кроме радости отмщения за ненависть и скорбь…»

Цицерон осознавал, что о возрождении республики в прежнем виде, расширении демократических свобод говорить больше не приходится. Как