То есть завершив светскую беседу с Сергеем Сергеевичем, Стрельцов должен был отправиться восвояси. В принципе, он и двинулся было по наиболее верному направлению. Как вдруг подоспел с извинениями опоздавший Михаил Огоньков. И Эдуард уселся, попрощавшись — на года! — с Сальниковым, в огоньковский «москвич». После чего они подъехали к почти такому же автомобилю Бориса Татушина.

Дальше, прямо сказать, начинается трудноконтролируемый для приглашённого процесс. Отказываться-то Стрельцову надо было раньше — у ателье. Ибо затем в действие вступают новые и новые лица, доселе центрфорварду неизвестные. Конечно, и на любимой Автозаводской улице редко кто не лез обниматься, — однако там существовало одно преимущество: дом собственный близко. В конце концов, можно было пообещать всё одно неосуществимую завтрашнюю встречу. Сам же — идём на крайний вариант — взял и нырнул по адресу, где мама точно встретит.

Сев же в престижную по тем временам легковушку, центрфорвард утерял главную особенность незабываемого своего дарования: непредсказуемость. А потребовать отмены предварительных договорённостей помешала природная дворовая порядочность: не обижать же ребят. Кроме того, безусловно, приятно, когда ты среди друзей, и тебя везут, и думать не надо.

...Дальше пойдут материалы следственного дела. Да, отвратительно проведённого и, скорее всего, несправедливого, — однако нам придётся опираться на показания, а не на версии, сплетни и слухи. «Секретное» уголовное дело Стрельцова давно напечатано в книге Э. Г. Максимовского «Кто заказал Эдуарда Стрельцова?» (в отличие от, видимо, вправду уничтоженных материалов, связанных с годами колонии). И А. В. Сухомлинов (оставим претензии авторов друг к другу) с делом знакомился. Это к тому, что «убийственный» аргумент: «А дело-то в руках держали?» — на этот раз не проходит. Дело — в его, заметим, тогдашнем, чуть не двадцатилетней давности виде — держали в руках именно эти двое авторов, которые, как профессиональные юристы, и постарались подвести нас к истине. Нам остаётся лишь верить.

Посему начнём с показаний Э. Стрельцова:

«Здесь (на месте встречи у магазина «Российские вина». — В. Г.) мы договорились поехать погулять, здесь же был Караханов (о котором ниже. — В. Г.). Он сказал, что можно поехать к нему на дачу, где можно будет искупаться, мы согласились».

Борис Татушин показал следующее:

«В субботу 24 мая 1958 г. после приёма в честь польских футболистов я встретил своего старого знакомого Караханова, который приехал в отпуск в Москву. Договорились, что я приеду к нему домой в Столешников переулок».

Непринуждённость общения Бориса с Карахановым, тёзкой Стрельцова, объясняется действительно давним знакомством. Военный лётчик, старший лейтенант Караханов знал Татушина с детских лет и, проходя службу в Амурской области, постоянно переписывался со старым приятелем, поддерживал с ним добрые отношения. До такой степени добрые, что ночь с 24-го на 25-е Татушин провёл в московской карахановской квартире вместе со своей девушкой Инной. Это уже оттуда, позавтракав, они и отправились костюмы мерить. И, как мы знаем, успели почти вовремя.

Стрельцов продолжал на допросе:

«На автомашинах Огонькова и Татушина из ателье в Москве поехали я, Татушин, Огоньков, Караханов с девушкой, имени её я не знаю. Сидели в машинах мы следующим образом: в машине Огонькова — за рулём Огоньков, далее я, Караханов, во второй машине — за рулём Татушин, девушка Татушина и девушка Караханова. Наша машина проехала до Пушкино, Татушин с девушками поехал к своей знакомой девушке домой, мы их ждали.

Через сколько-то минут Татушин из Пушкино вернулся, у него в машине было уже четыре девушки, т. е. девушки Татушина, Караханова и две новых».

Одна из «новых» — та самая Марианна Лебедева, которую посчитают пострадавшей от насильника Стрельцова. Берём выдержки из её первого допроса:

«В десять часов утра я на своём велосипеде поехала помогать маме сажать картошку. Я ехала около 35 минут, т. к. я ехала мимо Лесной школы, слышала, как по радио передавали “Пионерскую зорьку”. Когда я приехала к маме, мы стали сажать картошку. Картошку мы сажали до 12-30. После этого я на велосипеде поехала домой. Когда я доехала до Акуловского шоссе, то увидела Инну (девушку Татушина. — В. Г.) и Галю, которые очень быстро шли к дому Тимашук. Я их догнала и поздоровалась с ними. Инна сказала, что она только что заходила ко мне домой и не застала меня дома. Я отдала Гале велосипед, потому что она решила вернуться домой».

Про Марианну Лебедеву затем много чего будет сказано. Некоторые постаревшие футболисты, которых и близко, слава богу, не было на той даче, благоволя, как они это понимали, Стрельцову, утверждали, что на тех подмосковных девушках «пробу ставить было негде».

Это неправда. И двадцатилетняя (они с Эдуардом ровесники) Марианна, и девушка Огонькова Тамара Тимашук до той роковой ночи с 25-го на 26-е являлись девственницами. И картошка в помощь маме, и «Пионерская зорька», и велосипед, на котором покрывались немалые расстояния, — всё правда. Только вот девушка Галя, выслушав Инну, спокойно вернулась домой. А Марианна? Продолжим:

«Я решила у колонки помыть ноги и руки, так как вся была в пыли. Но Инна меня торопила, говоря, что у дома стоит машина и нас ждут Татушин и Ира. Я на ходу стала причёсываться и чистить ногти».

Чуть остановимся, а то машина быстро едет. Кто-то (особенно женщины) может представить себе, как проходила та «чистка»? Колонка-то была по пути, однако Борис Татушин и дама Караханова Ирина Попова так торопят её, что и не возразишь. Наконец: «Выехали на поляну, где были неизвестные нам отдыхающие. Мы все вышли из машин, выбрали хорошее место. Я была вся в пыли и поэтому пошла к воде мыться. Я вымыла руки, ноги, босоножки. После этого я подошла ко всем — компания сидела на ковре. Я сняла босоножки и положила их в машину. Потом с Тамарой пошли опять к воде». Тамара приехала вместе с Марианной. И обе, выходит, не знали, к кому ехали? Увы, знали.

Безусловно, в первую очередь это утверждение относится к Тамаре Тимашук. В её семье читали фельетон Нариньяни (боже, сколько народа составило впечатление о Стрельцове по тому бессмертному фельетону!), и папа девушки настаивал на том, чтобы дочь никуда ни с какими футболистами не ездила. Однако то ли родители для восемнадцатилетней (то есть тоже совершеннолетней) Тамары не являлись такими уж авторитетами, то ли — что мне почему-то кажется