Шрифт:
Закладка:
— Ты выпустишь эту стрелу с такой силой, что она пробьет чертову стену, Дэвид. — Первосвященник с глухим стуком опустил свой посох, хотя песок приглушил удар. — Предок решит, кто достоин завтрашнего дня. На твоих руках не будет греха. А теперь сделай это!
Девид поднял огромную руку, потер глаз, покачал головой и вернул руку на тетиву. Он сделал плавное движение, мышцы напряглись, вены гордо вздулись вдоль предплечья, лук заскрипел от напряжения. Держал. Держал. И с криком гнева или стыда пустил в полет.
Стрела летела быстро, как бы Нона ни цеплялась за каждый миг, который пролетал мимо нее. Она изгибалась взад и вперед, как рыба на палубе, вздрагивая от силы толчка натянутой тетивы, когда летела к ней. Ее путь с высоты роста Дэвида к сердцу Гессы лежал над левым плечом Ноны.
Гесса упала спиной на землю и смотрела, беспомощная, руки подняты и вытянуты вперед.
Надавить на этот тонкий стержень – сделать это достаточно сильно, чтобы отклонить его от Гессы, и дать этот толчок за крошечный промежуток, в течение которого стержень будет пролетать мимо нее — скорее всего, просто сломать его. И оставить наконечник стрелы или древко позади него все еще летящим к Гессе со смертельной скоростью.
Слишком быстро, не давая времени на раздумья, стрела оказалась перед ней. Руки, уже вставшие на место, уже сомкнувшиеся, теперь сжимали стрелу. Нона увидела, как ее кожа выходит из тугого завитка пальцев, уносится на первом появившемся дюйме древка, следующий дюйм выскользнул окровавленным. Она не почувствует боли до тех пор, пока стрела не найдет конечную цель.
Вынырнув, окровавленная стрела двигалась медленнее, чем когда покрывала ярды между Ноной и лучником, но она не была медленной, и смазанная ее кровью хватка не снизит ее скорость ниже смертельного уровня до того, как стрела покинет ее руки. Нона потянула вниз, надеясь, что сможет быть достаточно нежной, чтобы опустить наконечник стрелы вниз, а не отломить заднюю часть.
Она смотрела, как стрела ускользает из ее рук. В это мгновение стальной наконечник, слегка отклоненный вниз, коснулся ее под ключицей. К тому времени, как ее руки поймали конец стрелы, наконечник был погружен на три дюйма в ее плечо, замедленный толщиной ее плоти и повернутый дальше от своего пути вращением ее тела, падающего назад. Она снова ухватилась за дерево, стараясь коснуться немного более резко и надеясь, что это поможет схватить древко, а не сломать его.
До нее по-прежнему не доходило ни малейшего намека на боль. По длине стрелы, вонзившейся в нее, она поняла, что наконечник, должно быть, торчал высоко у нее за спиной, но ничего не почувствовала. Ее острые пальцы стали гнать из стрелы стружку, как рубанок из дерева. Задняя часть рассыпалась на кувыркающиеся секции длиной в дюйм. Они отскочили от нее, засыпав область вокруг кровавой дыры под ключицей, когда она упала.
Она знала, что сейчас сильно ударится головой о песок. Но удара так и не последовало. Она падала, и не было дна, только белизна, а потом и вовсе никакого цвета.
Нона выплюнула песок изо рта, обнаружив между зубами и за губами больше, чем смогла избавиться. Что-то холодное и мокрое накрыло лицо. Она попыталась его оттолкнуть. В это мгновение неожиданно пришла боль, что-то слишком огромное для ее тела, пытающееся вырваться из-под мышц и кожи. Она закричала или попыталась закричать, но это было больше похоже на всхлип. Мокрое существо пошевелилось, и сквозь плотно зажмуренные от боли глаза она увидела расплывчатое пятно — кто-то склонился над ней с тряпкой в руке.
— Не двигайся. — Сестра Роза положила руку на грудь Ноны.
— Гесса? — Нона попыталась перекатиться, но белый огонь в плече остановил ее эффективнее, чем монахиня.
— С Гессой все в порядке. — Улыбка. — Стрела ударила в землю в футе перед ней. — Сестра Роза посмотрела в сторону. — Мы должны ее перенести! — Обращается к кому-то.
Другие голоса проникли в сознание Ноны. Она сосредоточилась на крыше высоко над собой, на песке под ногами. Она все еще была в Зала Меча. Справа от нее разговаривали люди. Повернув голову, она увидела их.
Настоятельница Стекло, без колодки, с высоко поднятой головой и Сестрой Яблоко у плеча. Архонты и Первосвященник стояли на тренировочном песке лицом к ней. Посмотрев в другую сторону, Нона увидела толпу монахинь и послушниц и церковь-стражей, сопровождавших их из зала; все они уходили как можно медленнее, чтобы ничего не пропустить. Сестры Кремень, Чайник и Швабра приближались, вероятно, чтобы отнести Нону в санаторий, хотя любая из них могла поднять ее.
— ... нелегитимно! В наше время, когда ты нарушаешь закон императора с помощью древних текстов и разговоров о пророчествах... Ты поступила бы правильно, если бы отдала ребенка гражданским судьям, настоятельница, как бы густо хунска ни текла в ее жилах. Это очень разочаровывает. Это дело может доставить нам массу неприятностей — и не в последнюю очередь при дворе самого императора...
— Что меня разочаровывает, Джейкоб, так это то, что тебя, похоже, купили оптом, вместе с твоим персоналом и должностью, за что-то столь бесполезное, как деньги. — Настоятельница Стекло повысила голос, не крича, но давая ему силу достичь стропил. — Церковь Предка не продается. Ты приводишь сюда архонтов, примчавшихся с четырех концов империи, а затем плюешь им в лицо и накладываешь вето на их решение, потому что их мнение не совпадает с тем, которое купил Туран Таксис? Я говорю, что должно быть голосование по вотуму недоверия. Здесь и сейчас!
Первосвященник зарычал: тот же самый вид был у него, когда он поднял свой посох, чтобы ударить по спине Четыре-ноги.
— Ты не имеешь права объявить такое...
— Я объявляю голосование. — Архонт Краттон, нахмурившись, потер свои шрамы. — Не могу сказать, что я впечатлен, первосвященник. Три дня верхом, чтобы добраться до Истины. Прочитав сообщение, обернутое вокруг ноги птицы, я решил, что стены рухнули, император оказался бастардом или ересь Скифроула бродит по улицам... Вместо этого ребенок унизил хулигана. И если мы хотим верить, что она — Щит Аргаты, то ты проделал в ней дыру только потому, что не поверил словам настоятельницы.
— Я голосую за освобождение от должности. — Архонт Фило, возвышающийся над своими собратьями-клириками, худой и усталый, резкий контраст с компактной силой и неугомонной энергией Краттона. — Анаста?
Самая старшая из них покатала шарик своей сережки между длинными пальцами, затем опустила руку, чтобы вложить ее в другую.
— Вы даже не представляете себе, как неудобно провести пять ночей на «Синем Вине» в половодье. Речной корабль и в лучшие времена не годился для путешествия. Меня укачивает, когда я смотрю на чашку с водой. Но, — она подняла руку, — меня бы это не волновало, если бы вызов был по важному делу. Это можно было бы даже простить как отдельную ошибку суждения... если бы наше решение было уважено. Но заставить нас мчаться в Истину, как комнатных собачек, и только для того, чтобы подписать твой собственный приговор бедной Стекло... Я голосую за освобождение от должности. — Она повернулась налево. — Архонт Невис?
